Ознакомительная версия. Доступно 3 страниц из 11
и мы стали собираться.
На улице начало холодать, и мама одела меня в куртку. Пока мы шли к школе, я сорвала желтый листочек и положила на заборчик у подъезда: каждый год я так хоронила лето.
«Лето-лето, жду тебя в либретто», — говорила про себя я.
У школы мама сказала: «Маша, тебе надо себя зарекомендовать, чтобы все знали: ты своя»
В школе дрожь не унималась. В кулере не было стаканчиков, и я решила успокоить себя привычным способом — сесть и сыграть какую-нибудь пьеску на коленях.
Музыка растекалась по рукам и выливалась через пальцы. Вдруг на нее, как муха, прилетел мальчик.
Он отличался от других: вместо зеленой школьной формы носил темно-сини й костюм и выглядел изногсшибательно. Он хотел что-то сказать, но тут запиликал его темно-синий, аж с открывашкой, телефон.
«Мам, да я тут по-королевски», — развязно перебил он воркование в телефоне. Разве так можно с мамами?
Потом мальчик с щелчком закрыл телефон, и я вспомнила блондинку в розовом по телевизору, которая делала так же. «Гламурщина», — всегда говорила мама, но смотреть не переставала.
«Ты кто такая? Тебя не было на подготовке к школе», — сказал мальчик.
«Так меня мама…» — начала лепетать я, но он перебил. Видимо, он со всеми так делал.
«Кто твоя мама?» — спросил мальчик.
«Она играет в оркестре — лучшем в Москве. На пианино», — моя гордость перебила волнение, и я уже думала, что первый школьный разговор получится отличным.
«Чему тебя твоя мама научит? Бренчать? На уроках мы таким не занимаемся. Ты про парные согласные что-то слышала?» — он стал язвить.
«Мальчик, я сама все учу, а к мамам с уважением надо!» — я попробовала съязвить в ответ.
«Я не просто мальчик, я Паша. А ты будешь самой глупенькой у нас в классе и вообще никого тут не знаешь. Я закончил», — Паша хлопнул ладонями у меня перед носом, толкнул в плечо и ушел.
Тут во мне что-то сорвалось. Я вышла из класса, дрожащими губами попыталась у всех спросить, где туалет, но никто меня не понимал. Все поджимали подбородок к шее, поднимали брови и уходили. Туалет я нашла сама и там разревелась.
«У тебя что случилось? Ты ударилась?» — в туалет зашла чья-то учительница.
«Я слишком много чувствую», — ответила я.
Тогда учительница посмотрела на меня пару секунд, тоже подняла брови и ушла.
Первый настоящий взрослый день полетел в тартарары, и казалось, что теперь назад дороги не было.
Лес
1 класс, 2 сентября, вечер
Попасть в Лес я могла пока только из дома, пока мама готовила: для этого надо было лечь, закрыть глаза, посчитать вдохи и выдохи примерно минуту, и Лес приходил.
Обычно он щекотал щеки, смеясь, тыкал ветками в живот, но сегодня все понял и показал мою любимую поляну с озером. Признаться, эту поляну я взяла из Владыкинского ботанического сада, но переделала ее под себя: убрала людей, зажгла вечно теплое майское солнце, прогрела землю и соткала из мха одеяло, хотя в реальности шить не умела.
Я легла на землю, как всегда, понюхала почву. Укрылась мховым одеялом, закрыла глаза во второй раз — уже в другой реальности — и молча лежала так с час. Солнце прыгало с одного века на другой: это значило, что наверху летали птички. Я слышала их песни — через клювики играл Моцарт. Я стала подпевать в ответ. Лес старался развеселить меня, и у него это получалось.
Отдохнув, я встала. Рядом ждало мое любимое дерево. Оно явно было больным, с наростами, и я даже не знала его названия, но каждый раз воровато оглядывалась, хоть людей и не было, подбегала и целовала его щеками, лбом, веками и животом, распластав руки. Дерево пульсировало в ответ, но я не брала слишком много: не хотела высосать из него все силы, а ведь дерево ответить не могло, потому нужно вовремя останавливаться и уходить.
Вдали уже ждала знакомая фигура — конечно, папа. Он светился и вместе с солнцем грел меня, сидел на корточках спиной ко мне, пальцами растирал лопух и носом слушал его. Я рванула к нему, запрыгнула на спину и засмеялась. Папа поднялся, я обняла его шею руками, и мы пошли к выходу из Леса.
Я редко видела его лицо — даже когда мы прощались. Он бережно отпускал руки, я спрыгивала и сразу старалась разглядеть его глаза, но у меня не получалось: он сразу обнимал меня, и я пыталась слушать, что у него играло в груди, но никогда не могла расслышать.
Потом папа распадался на золотые кусочки, они улетали наверх, и я открывала глаза. С полки на меня смотрела Богородица с младенцем.
«А я сегодня тоже была как младенец — на ручках», — хвасталась, улыбаясь, я. Богородица улыбалась в ответ и показывала глазами на коридор. Пора было к пианино.
Наш «Красный октябрь» мы забрали из большой, с остатками былой роскоши квартиры и перевезли в нашу бибиревскую двушку. Но «Красный октябрь» был неприхотлив и сразу впустил меня к себе.
Он пах старым деревом, давал заглянуть внутрь себя, раскрыв ладони: я весь перед тобой. Играй на мне, ты славная.
Не знаю, как мне это давалось, может, и он мне подсобил, но импровизировать я умела с детства. Просто начинала с правой руки, потом подключала левую.
Эту музыку я посвящала Лесу. Тут чирикали птички, тут колыхался иван-да-марья.
Тут молча стоял папа.
Закрыть рот и перестать считать листья
1 класс, где-то начало года
Математику я на удивление любила: ни о чем не думаешь и складываешь себе два плюс три. Иногда, конечно, пять плюс семь, но это пустяки. Подумаешь, рубеж от десяти. И через него важно перепрыгивать.
Я быстро поднимала руку, быстро отвечала и особо не размышляла о том, кто там вокруг меня. После разборок с этим Пашей мне расхотелось с кем-то общаться. Только стало труднее дышать, и класс как будто виделся через пыльное стекло, но нутром я понимала: это плата за мое невнимание к миру.
Тут сбоку я увидела розовую ручку с фиолетовыми перышками, на которую долго смотрела в книжном, но мама не взяла: дорого. За ручкой показалась рука с розовым маникюром, вылезающим с ногтей на пальцы. Маникюр вообще-то у нас был запрещен. По руке я поднялась к плечу, шее и тут увидела соседку по парте — девочку, совершенную блондинку с жидкими волосами, которая как-то неодобрительно
Ознакомительная версия. Доступно 3 страниц из 11
