— разноцветные. Не надевал еще их ни разу. И брюки синие.
— И как она тебе на болоте поможет-то? Сумка твоя?
— А так, что я ее с собой и не возьму. — Семен выпрямился. — Я ее здесь оставлю, словно якорь. И этот якорь меня держать будет — чтобы, значит, не унесло…
Девушка посмотрела ему в лицо, затем нахмурилась.
— Издеваешься? — спросила она.
— Нет. — Семен рассмеялся и покачал головой. — Это я просто болтаю много. Я сумку здесь собираюсь оставить. Я всегда так делаю. Я же много где был и все один. Оставлю сумку свою хорошим людям, а если не вернусь, — они уж и тревогу поднимут.
— И кому ты здесь сумку оставишь? — с интересом спросила девушка. — Ты ж не знаешь никого.
— Кое-кого знаю…
Девушка посмотрела вниз, на сумку. Затем — снова на Семена.
— Это ты чего, на меня намекаешь?
— Ну да.
— Ты совсем дурной? — беззлобно спросила она. — Ты меня только что встретил.
— Ну и что?
— Я вот оттуда шла, — она махнула рукой за спину. — А ты здесь стоял. Две минуты назад это было. Помнишь?
— Я знаю, я же здесь был.
— И сумку мне свою вот так просто отдашь? — Она сощурилась. — А если я убегу с ней?
— В шлепках-то? Далеко? — Семен посмотрел ей в лицо и перестал улыбаться. — Ну то есть — а чего с ней бежать? Там ни денег, ни документов. Одежда только, пара книг в дорогу — и зарядка от телефона.
— Ну и зачем это мне? Что я с сумкой твоей буду делать?
— Пускай у тебя полежит, а вечером я вернусь — и заберу. А если не вернусь…
— А если не вернешься — мне, значит, в милицию звонить и потом объяснять, что я тебя нигде не закапывала?
— Ну вроде того. Скажешь, куда пошел, откуда приехал, во что был одет.
— Ну и зачем?
— Чтобы они знали, где искать, да и…
— Не, мне-то это все зачем? — Она вновь вытащила ступню из шлепанца и стояла перед ним, будто девушка из рекламы йоги — только обгоревшая, чумазая и без белоснежной улыбки. — Еще и сумку твою тащить…
— Я тебе, как вернусь, пять сотен дам. За то, что вещи у себя подержала.
— Пять сотен? Этим вечером? — Она задумалась.
— Ага. А я на последнем автобусе вместе с грибами поеду обратно в Смоленск.
— С грибами… — протянула девушка. — Ну ладно. Сумка твоя у меня до вечера полежит. Но — на ночь не оставлю. Пропустишь автобус свой — ночуй где хошь, а к себе не пущу. Напускалась уже.
— Я и не думал…
— Вот и правильно. — Она на ходу втиснулась в скинутый шлепок, шаркая ногами, подошла к Семену и протянула ему руку. — Марина.
— Семен. — Он пожал ее ладошку.
— Я Никитина. Живу за кладбищем, ближе к бывшей общаге. Желтое крыльцо.
— Это хорошо.
— Что хорошо? Крыльцо желтое?
— Да нет же. Что живешь близко. От остановки недалеко совсем.
— Недалеко, да что в этом толку? Все равно хрен отсюда уеду. — Она выпустила ладонь Семена и, отвернувшись, зашагала по асфальту. — Пойдем уже, грибник. Сумку свою сам тащить будешь, я по жаре ленивая.
Семен рассмеялся, подхватил одной рукой ведро, другой — расстегнутую сумку и побежал вслед за Мариной.
Жданово
Идти и правда было недалеко — каких-то десять минут. Марина шла молча, сложив руки на груди и изредка поглядывая через плечо на Семена, который всю дорогу смотрел по сторонам, примечая знакомые детали в изменившейся за двадцать лет местности. Вот расколотая молнией ветла у дороги, на которой они крепили тарзанку. Тарзанки уже не было, но вокруг ветлы желтела вытоптанная трава — видать, дети все еще лазают. Вот — виднеется вдалеке водокачка с гнездом аиста на ней — точно такая же, как в детстве, разве что аисты, должно быть, уже другие. Промелькнул по левую сторону кирпичный магазин, на скамейке у которого несколько детей поедали мороженое. Дети, продолжая жевать, проводили их внимательными глазками.
— Мы в детстве тоже в этот магазин бегали за мороженым, — сказал Семен.
— Не в этот, — бросила через плечо Марина. — Тот сгорел четыре года назад, один кирпич только остался. Потом перестраивали.
— Что же у вас тут горит-то все подряд? — удивился Семен.
— Не нравится — уезжай. — Марина покосилась в сторону магазина. — А вообще — это бывший владелец сжег. Колька Рогов. Не пошло у него — вот он и решил сжечь. Теперь сидит. Скоро выйти уже должен.
— Понятно. — Семен ускорил шаг и поравнялся с Мариной. — А ты тетку мою знала?
— Знала. Ну так — здоровалась, когда в магазине видала. Но в гости не ходила.
— Я у нее тут полтора года провел, когда…
— Ты рассказывал, — перебила его девушка. Они поравнялись с кладбищенской оградой, и Марина ускорила шаг. — Почти пришли. Сейчас кладбище закончится — и дом мой уже видно.
— А не страшно?
— Чего?
— Рядом с кладбищем жить?
— А чего его бояться? — Марина пожала плечами. — Я кладбище люблю. Там тихо. Лучше, если б скотный двор под боком был? Вон, Лупихины живут у скотников — постоянно дерьмом воняет, да коровы весь огород в прошлом году потоптали после дождя. Тут хотя б знаешь, что с кладбища никто не придет.
— Это да, — кивнул Семен. — Но все равно как-то неуютно…
— Кому как. — Марина свернула на тропинку. — Теперь уже близко. Вон мое крыльцо.
Когда они подходили к дому, с желтого крыльца сбежал мальчик лет трех-четырех и вцепился в ноги Марины. За ним, переваливаясь, выбежал из дома толстый щенок, но, остановившись перед ступеньками крыльца, жалобно запищал, вращая хвостиком и смотря на своих хозяев.
— Это Руслан. Брат мой мелкий, — сказала Марина. — Сумку свою на терраску заноси. Внутрь не пущу.
— Я помню, да. — Семен улыбнулся мальчику, но тот спрятал лицо. — Я тогда на пол прямо поставлю, хорошо?
— Хорошо.
Он поднялся на крыльцо, и щенок мгновенно бросился к нему, заполз на ботинок и стал жевать шнурки. Семен, смеясь, нагнулся и, поставив звякнувшее ручкой ведро на доски крыльца, поднял щенка на руки.
— Какой у вас песик красивый, — сказал он.
— Какой есть. — Марина достала из кармана шорт яркую конфету и протянула мальчику. Тот сразу начал ее разворачивать, оторвавшись наконец от сестры. — Там еще кошка где-то бегает, но она, наверное, не вылезет — она чужих боится.
Со щенком в одной руке и сумкой в другой Семен зашел в терраску. Внутри было довольно грязно, пахло котами. На полу в беспорядке валялись игрушки — почти все
