Право, энергию этих двоих, да в иное русло…
Мы замолчали, и еще где-то пять минут сидели и смотрели, как отец и его будущий верный слуга пытаются развеселить друг друга, рассказывая пошлые анекдоты.
Кстати, а Зубр-то по молодости был просто красавцем. И волосы до плеч. Мой отец на его фоне даже терялся, хотя и от него, наверное, девушки были просто без ума.
— И что, меня вы можете тоже так «просмотреть»? — спросил я.
— Да. Однако, хоть я и псионик, но страшно не люблю этим заниматься, — ответил ректор. — Это все равно, что копаться в грязном белье. Знаете ли, удовольствия мало, да и потом сам несколько суток ходишь как призрак. Не можешь отличить реальность от фантазии, а уж какая каша в голове у «подопытного» и сказать страшно. Да и занимает подобная процедура довольно много времени. Пустить к себе в голову я могу, а вот лезть в чужую, и еще неподготовленную, — нет уж, увольте. Сделал я это тогда, лишь потому что мне приказали, и не более. Михаил Александрович, я думаю, так и не простил меня.
— Инквизиция тоже может вот так просмотреть воспоминания?
— Да, но есть ограничения. В «свободном доступе» есть воспоминания последних нескольких дней, а чем дальше, тем копаться сложнее. Иной раз без риска свести подопытного с ума вообще заниматься этим невозможно.
— И моему отцу?..
— Если вы о том старом процессе, то нет. Он все же аристократ, а без четких доказательств и дозволения Императора «переворачивать» голову знати строжайше запрещено. Если бы они сделали это и ничего не нашли, то скандал был бы нешуточный. Поэтому они ограничились… иными методами воздействия.
— Пытки?
— Не пытки, Евгений Михайлович, а «силовые методы дознания». Полагаю, Зубр может много про это рассказать, — и он кивнул на его молодую версию. — Как он, кстати? Не отрастил себе ногу?
— Нет, но в прыгучести ему не откажешь. А вас с ними почему не было? Вы не хотели силы?
— У меня к тому времени в голове было что-то кроме ветра. Я поступил в ГАРМ будучи куда старше большинства сокурсников. А ваш отец с Зубром пришли в ГАРМ куда моложе, чем следует. Вот вам восемнадцать, а ваш отец был на год младше. Он утверждал, что даже из дома сбежал, чтобы поступить сюда. С Зубром произошла примерно та же история, поэтому они и сошлись, пусть были совсем из разных миров.
— Никогда бы не подумал, что Василий…
— Ваш Василий тут за полгода чуть ли не весь Владимир перевернул, пока налаживал старые связи. Даже ко мне заглянул, старый черт, — вздохнул ректор. — Я как будто призрака увидел.
— А что насчет той «девочки»?
— Не девочки, а некса, в который ее превратили. Ее я вскрыл как консервную банку. Ладно…
И Павел Петрович встал на ноги.
— Закончим дело… Наше «чаепитие» и так уж слишком затянулось.
Дрезина резко затормозила, и мне пришлось схватиться за поручни, чтобы не рухнуть на пол. Павел Петрович, словно прирос к полу, и только вагон встал, как он открыл дверь и выпрыгнул наружу. Я последовал за ним.
Ни Зубра, ни Яна Клавдьевича, ни отца в кабине уже не было. Как и звезды позади.
Дрезина стояла на железнодорожном мосту, и Павел Петрович, осторожно ступая по шпалам, подходил к его середине.
— Как это ни грустно, — вздохнул ректор, делая один широкий шаг за другим. — Но хорошего понемножку…
Он остановился и резко развернулся. Фламберг появился буквально из воздуха.
— Помните? Всего лишь коснуться.
Павел Петрович запрыгнул на рельсу, я повторил за ним, и мы начали сходиться.
За десять метров до столкновения Павел Петрович, припав на колено, молниеносно рванул на меня. Рельсу тут же зажгло синим пламенем, а острие его меча полетело мне в грудь.
Отбив тяжелый клинок, я ударил в ответ. Ректор закрылся и полыхнул силой.
Меня подбросило и на волне я подлетел над противником. Наши мечи столкнулись, а меня по инерции понесло ему за спину. В последний момент я вытянул руку и…
Дал ректору ГАРМа хорошего леща.
* * *
Герда стояла на месте уже пять минут и, молча, смотрела на большое темное пятно в центре вагона-ресторана Императорского спецрейса. Рядом с крайне взволнованным видом стоял начальник поезда и полировал свою лысину платком. Очкастый проводник безмолвствовал и кусал губы.
Ну Женька! Ну оболтус! Найду и залюблю до смер…
Вернее, в порошок сотру! Заставил гоняться за этим поездом целый день, а потом держать его до победного, и все ради пятна на полу.
Походу, отчеты по делу придется писать на год вперед…
— И это все, что осталось от того существа? — наконец, спросила она, и начальник поезда вздрогнул.
— Говорят, что да, — покачал головой он.
Герда со вздохом села на корточки.
Похоже, прежде чем сожрать, Герасимова чем-то пригвоздили к полу. А еще дерево вокруг обуглилось. Что-то в версии Жени нихрена не клеится. Если тут дело в нексах-потеряшках, то почему больше нет следов от когтей и зубов? Тут поработала магия, и крайне мощная.
— Из тех кто выжил, схватку видел виконт Ильинский, — таинственным голосом проговорил ей на ухо проводник в круглых очках, — но полагаю он уже на всех парах мчится во Владимир. А Евгения забрал инквизитор Горн, ваш коллега.
Ага, а теперь Горн на том свете, да и Евгений тоже хрен знает где. Вот не дай бог его снова нужно будет вызывать на допрос… А потом выяснять, какого хера ее безбашенный недолюбовничек уничтожил все улики…
Сука, как же надоела эта история! Нужно срочно все сворачивать, иначе ею заинтересуются люди из центра, и тогда никому не поздоровиться!
— Уж простите, ваше преосвященство, — приложил руку к груди начальник поезда, — мы не знали, что это улика, и наша уборщица, перед тем как вы звонили, пыталась отмыть его. Но купе других участников происшествия мы оставили в неприкосновенности!
— Хорошо, — сказала Герда и кивнула своим помощникам: — Вырезайте кусок пола.
— Что⁈ — побледнел начальник. — Вы хотите вырезать кусок пола в вагоне-ресторане Императорского спецрейса?
— Да, и?
— У нас в соседнем вагоне присутствует князь Трубецкой, и он рвет и мечет! Мы и так задержали отправление на три ча…
И он замолк, когда Герда посмотрела него взглядом, который она долго
