— Давайте, я Сашечку пошлю в тюрьму, а то на вас дурно действуют местные силы правопорядка.
— Александра Юрьевича, — вяло поправила Амина
Игра с именами у них никогда не заканчивалась и служила своеобразным маркером нормальности в атмосфере коллектива. Она обязана поддерживать эту игру, если хочет вписаться и дернуть вверх по карьерной лестнице. А она хочет.
— Я сама съезжу, — сказала она. — Не выспалась и позавтракать не успела, вот и шатает меня от служебного рвения.
— Ладно… Но давайте-ка небольшой тест? Что вы чувствуете, глядя на клеточки и полосочки?
Амина принуждённо засмеялась.
— Чувствую, что сейчас к ним опоздаю.
Встала и бочком-бочком вытеснилась из начальственного кабинета.
— Ну как он, не бушует? — спросила ее на выходе Ольга Викторовна.
То есть, Оленька, разумеется.
— Оль, ну что ты за секретарь такой, если собственное начальство боишься?
Обе посмеялись, хотя Оленька хихикала без огонька. И в самом деле боится? Пять лет уже работает, а от Марка Сергеевича выходит, как ушибленная. Сказать ей, что ли, что он не ест девочек?
В машину она садилась с надеждой, что на сегодня все потрясения окончены, а в голове упорно прокручивалось Олино лицо. И Оленька ей кого-то напомнила сегодня. Может, однокурсницу в институте? Нет, точно нет. Память у неё едва ли не фотографическая, она бы помнила. С такими, как она, не случается дежавю.
Амина заехала в проулок, припарковалась, а после вышла из машины. И сразу же вернулась. В изолятор она брала только портфель с бумагами, остальное все равно отбирали, а «технические средства связи», которыми ее бесконечно попрекали на пропускном пункте, ей скоро сниться будут. Раздраженно она кинула на сиденье оба телефона и захлопнула дверь.
— Вы Амина Эльдаровна Беклетова? — тихо окликнули ее.
Точно. Она.
Медленно обернулась, прокручивая в голове звук голоса, от которого кишки завязывались в узел не то в ужасе, не то в предчувствии… Глаза у него были темными и глубокими, как колодцы, но, когда он повернулся к ней, мимолётно полыхнули берлинской глазурью. Чёрное пальто от Армани из тонкой шерсти, перчатки из лаковой кожи, бледное высокомерное лицо. Вместо короткой стрижки, на левое плечо лился блестящий длинный хвост, скрученный прозрачной резинкой. На фоне серых промозглых улиц и безликих казенных строений, он смотрелся чужеродно, как антикварная кукла, по ошибке выставленная на витрину советского универмага.
Незнакомец смотрел на нее, терпеливо пережидая приступ восхищения. Она явно была не первой, кто теряет дар речи при встрече с ним. Он будил в Амине что-то темное, давно похороненное, на грани мускульной памяти. Тяжесть шелковых волос, пролитых на ладонь, силу рук, взявших ее за плечи…
— Кто вы?
Она совершенно точно видела его впервые. Ладно Оленька, но такого типа не забудешь даже спустя девяносто лет и будучи в глубоком склерозе.
— Старший брат Верлена Спиретта.
Он говорил с легким акцентом, который Амина могла бы отнести к смеси английского, американского и, возможно, польского языков. Впрочем, она слабый психолингвист, так, по верхам нахваталась.
— Господин Монтроуз?
— Мистер.
— Я так понимаю, мистер Монтроуз, вы приехали узнать о делах своего брата?
— Я не мистер Монтроуз, у меня другая фамилия, и это не важно. Мы могли бы немного пообщаться? Я не займу много времени.
Звучало это, как «у меня мало времени, так что шевелись в темпе». Амина зашевелилась, потому что кошелёк и телефон остались в машине, и ей пришлось снова лезть за ними, стыдясь, что она стоит тощим тылом к этому английскому красавцу. Наверное, это невежливо. Она шарила в машине и отчётливо понимала, что нарушает примерно с десяток правил английского этикета, который, как известно, всем этикетам этикет.
— Здесь неподалёку есть кафе «Берендей», там вполне приличный кофе.
— Бере… что? — переспросил мистер не-Монтроуз.
— Берендей. Не важно, это просто название, и там есть кофе.
До кафе они добрались за десять минут в совершенном молчании и не сговариваясь выбрали угловой столик. Амина его часто брала, когда ввозилась с документами в ожидании допроса. Она боялась, что ее визави затребует сложносочиненный эспрессо, про который здесь слыхом не слыхивали, или кофе с коньяком, но тот, к ее удивлению, взял традиционный горький. Она предпочитала такой же, и не знала никого, кто разделял бы ее пристрастия. До сегодняшнего дня, разумеется.
— Если вы хотите поговорить об Англича… о мистере Монтроузе, то вам нужно обратиться к мистеру Липицкому, он ведёт дело вашего брата и владеет большей информацией о судебных перспективах.
— Но вы, мисс Беклетова, являетесь профайлером, я верно понимаю?
— Неверно, — хмыкнула Амина. — В России не существует профайлинга.
Высокомерное лицо напротив словно бы дрогнуло.
— Вы составляете психологический профиль, используя методу оценки его поведенческих реакций, не так ли?
— Это так, но не совсем так. Я, скорее, сборщик статистических данных, но не более того. Наша кафедра сотрудничает со Следственным комитетом в особых случаях, так что я просто имею доступ к допросным данным и в некоторых случаях участвую в непосредственном допросе.
Она отпила кофе и не чувствуя вкуса. Тело напряжённо отслеживало кинесику темноокого незнакомца, считывая малозаметные эмоциональные сигналы. Интересно, есть ли у него девушка или, может, жена? Что она чувствует, находясь изо дня в день с таким человеком, имея право касаться его?
Амина сошла бы с ума в первые же полчаса, хотя бы от собственного несовершенства
