этого я не знаю, — Эло протянул ей приготовленное им зелье. — Я сейчас не думаю об этом.
— Так я тебе нужна для опытов, — Марта нервно хихикнула. — Какой же ты гад.
— Ты можешь возмущаться и ругаться сколько угодно, мне все равно. Мне и всем остальным в нашем мире, то есть в Аду, чувство обиды не знакомо. Как, впрочем, и чувство страха, ненависти, доброты, любви, сострадания… Здесь каждый думает только о себе. Хотя я несколько отличаюсь от большинства тем, что знаю то, что может быть и по-другому. Ещё мы учимся на ваших ошибках и глупостях.
В зеленой мути, пахнущей мятой и ёлками, загадочно поблескивали какие-то крупицы. Марта покрутила в руках стакан и спросила:
— Слушай, если ты живешь в Аду, значит ты — чёрт? А где же твой хвост, рога, копыта и все такое?
— Их нет, как видишь. Да, их иногда используют. Но я не собираюсь тебя в это посвящать.
— А ангелы?
— Что ангелы?
— Они тоже на людей похожи?
— Похожи, — Эло скривил физиономию, взял из стеклянной сферической вазы что-то вроде маленького орешка и стал топить его в своем стакане. — Мы все практически одинаковые, я имею в виду людей, чертей и ангелов.
Марта осторожно попробовала напиток и внимательно посмотрела на сидевшего перед ней Эло. В то, что он дитя тьмы, поверить было трудно. Ни тебе «взора, горящего адским пламенем под иссиня-черными бровями», ни леденящей кровь клыкастой морды. Обыкновенный, не вызывающий подозрений тип. Круглые щечки и честные глазки.
Допив зелье, Эло сообщил, что самое время выйти на улицу, так как у него "деловая встреча", и будет разумно, если Марта пойдет с ним.
— Не хочу я никуда.
— Неужели тебе не интересно?
— Нет, — честно ответила Марта.
— Ну, значит, будешь сидеть и демонстрировать полнейшее равнодушие.
Глава 2
Царство Тьмы оправдывало свое название. В Аду была ночь. Всегда.
По черному бархату небосклона, остававшемуся таким круглые сутки, рассыпались низкие жирные звезды. Лишь только узкая полоска малиново-закатного света тянулась по всему горизонту. Но абсолютной тьмы не было: здания, дороги, машины и даже одежда на некоторых светились всеми цветами радуги. Около ста лет назад в Аду изобрели наиболее безопасное и долговечное светящееся вещество, флуоресцент, и теперь пичкали им всё, что только могли, кроме продуктов.
Архитектура в Аду была диковатая. Каждое здание было интересно своей футуристической вычурностью и бредовой неповторимостью, и в этом смысле автомобили, которые, тихо шурша, проносились мимо, им ничем не уступали.
Они прошли две сотни метров по светящемуся бледно-зеленым светом тротуару, и вышли к небольшой площади, посреди которой было что-то вроде египетской пирамиды, только вверх ногами. Снаружи ее покрывали черные гладкие плиты, по периметру каждой из них бегали розовые огни. Эло, заметив изумление Марты, сказал не без гордости в голосе:
— Полет фантазии и точный расчет! Теперь налево.
Они подошли к металлической двери. Это была просто дверь на пустом месте. Ни стен, ничего.
Эло сделал загадочно-издевательское лицо и открыл дверь. Как и следовало ожидать, за ней ничего не оказалось. Но тут в земле образовалась щель, которая, быстро расширилась. Показались ярко освещенные ступени, уходящие куда-то в земные недра.
Они спустились вниз и оказались в комнате, из которой вели еще две двери. Из правой — доносился шум голосов и музыка. Они свернули налево и оказались в просторном зале. Здесь было относительно тихо, несмотря на количество посетителей.
Эло усадил Марту за свободный столик и исчез. Вскоре вернулся и поставил перед ней блюдо из чего-то, что он уклончиво назвал «дары природы». В общем, все было вполне съедобным (особенно, когда ты голодный). Быстро разобравшись с дарами, она взяла в руки пузатый бокал, наполненный голубоватой жидкостью с запахом снега, и спросила у Эло:
— Что это?
— Это арпен. Из чего его делают, я не знаю, но штука вкусная.
Спустя некоторое время что-то прошуршало за спиной Марты и плюхнулось на стоящий рядом стул. Она повернулась и увидела субъекта, который тяжело дышал, как после погони. Не спрашивая, взял стоящий перед Эло арпен и залпом его выпил. Эло же молча наблюдал за его действиями.
— Семь минут. Рекорд, — сказал субъект, посмотрев на часы. Дышал он уже ровно. Потом выдернул из подставки салфетку, вытер ей лицо и шею, и с довольным видом откинулся на спинку стула. Широко улыбаясь, он смотрел на Эло, прищурив нахальные глаза. — Тебя засекли, умник. Грязный Гарри готовит реквием в твою честь.
Грязным Гарри студенты между собой называли профессора, заведующего практическим курсом в Адском институте Изучения Человека и главного в Четвертой Лаборатории. Когда и кто его так первый раз назвал, уже никто и не помнил. Вообще-то, его звали Автомиан Парилисиу. Это был маленький тщедушный старичок с редким рыжеватым пушком на голове, скрипучим голоском, которым он мог монотонно скрипеть часами без остановки, проводя нравоучительные беседы. При этом его маленькие непонятного цвета глазки никогда ничего не выражали. Чтение морали, да и вообще многое в его поведении, было чуждо природе чертей, и поэтому существовало множество версий в институтской среде о его происхождении, подпитывающихся тем, что и сам Грязный Гарри не мог бы однозначно ответить на этот вопрос. Из всех его причуд самой несносной была маниакальная страсть к чистоте и порядку.
Эло, казалось, был удивлен:
— А в чем дело?
— Кто-то перед его приходом разлил воду на полу Лаборатории, а он ее не заметил, поскользнулся и грохнулся, пробив башкой витрину для образцов, — тут улыбка сползла с лица субъекта, и он, облокотившись на стол и подперев рукой голову, уставился на Эло. — Ты забыл про код.
Дело в том, что, дабы предоставить возможность удовлетворять жажду знаний в любое удобное время, всем студентам раздали ключи от библиотек и лабораторий, имевшим отношение к их специальностям. Это обстоятельство омрачалось тем, что ключи были с личным электронным кодом. Причем ключ срабатывал в руках только у того студента, за которым этот ключ был закреплен. Каждое использование ключа фиксировалось для дальнейшего контроля.
Самоуверенность и спешка сделали свое дело — Грязный Гарри растянулся на полу как раз там, где за пятнадцать минут до его прихода лежала Марта.
Эло заметил маленький скол с торца столешницы и теперь задумчиво пытался отковырнуть ногтем еще кусочек.
— Переживем, — сказал Эло. — Слушай, Файдер, у меня к тебе просьба.
Лицо субъекта вдруг приобрело отрешенный вид. Просить помощи в Аду было делом бессмысленным по причине абсолютного безразличия чертей друг к другу. В этом смысле Файдер был исключением из правил. Но главное
