Мы сделали проще. В течении двух лет все корабли Ост-индийской голландской компании топились моими кораблями прямо ввиду японских берегов. Каждый раз, как японцы выходили в море на перехват, мы без боя отходили морестее, но блокаду не прекращали. Через два года японцы сдались, и первый корабль с чиновниками на борту пришвартовался к флагману Алана, а ещё через год на Дедзиме поднялся Андреевский флаг. С тех пор для голландцев Тихий океан и прибрежные воды Китая и Японии стали самым жутким местом на земле, где бесследно исчезают корабли. Как рассказывал мне потом Ван, который после инцидента только чудом смог вместе с семьёй убраться из Амстердама, мною голландские матери своих детей теперь пугают. Ща как придёт страшный и ужасный Жохов, как схватит тебя, и как унесёт в жуткий Форт-Росс! Да и хрен на них если честно, не я это первый начал, голландцы мне с первых дней моей жизни в этом теле гадили, так что всё по заслугам!
Мои связи с Японией и Китаем укрепило ещё и то, что, стараясь избавится от старых и обветшалых линкоров и фрегатов, я предложил их купить как раз этим странам. Японцы согласились сразу, они видели на что они способны, целых два года беспомощно наблюдая как пускают на дно голландских купцов, а чуть погодя созрели и китайцы. В результате всё старьё я сбагрил с рук, освободив мощности верфи от ремонта и тем самым позволив себе заложить основу нового флота. Сейчас и Япония, и Китай даже заказывают у меня постройку фрегатов по европейскому образцу. Немного, один два в год, но стабильно!
За десять лет из стариков только «Посейдон» остался в строю, а мой флот обновился практически полностью.
— Атакуем? — капитан «Варяга» нетерпеливо суетится, ему не терпится в бой.
— Поближе подпустим, гонятся потом за ними ещё… — проворчал я — угол вообще-то не бесплатный! Запроси доклад о готовности от кошмаров.
— Есть! — четко по-военному ответил капитан, дублируя мою команду дальше по инстанции. Сигнальщики уже через минуту вовсю обменивались сигналами. Я посмотрел на корабли своей эскадры и улыбнулся.
Кошмары не производили особого впечатление, в отличии от того же «Варяга» и «Посейдона». С одной башней и боевой рубкой, с длинной дымовой трубой, рамой для запуска ракет и очень низким профилем, они казались металлическим островами, на которых какой-то шутник решил построить круглую хижину из металла и возвёл непонятную конструкцию из металлических профилей. Но тем не менее это было грозное оружие. Водоизмещение больше тысячи тон, длина пятьдесят метров и скорость хода семь узлов, осадка у них была незначительная и для открытого моря они не предназначались. Почти плоскодонки, которые могут ходить по заливам, рекам и шкерам, этакая универсальная плавучая батарея, способная поддержать и пехоту на мелководье, и в тихую погоду прокатится по морю, вдоль береговой черты. Толщина брони разная, от ста до двухсот миллиметров. Самые защищённые части — это башня, рубка и машинное отделение. Вооружены они были двумя гладкоствольными орудиями калибром двести восемь миллиметров, изготовленными в наших мастерских и установленными во вращающейся башне, а также пусковой системой залпового огня, на шести направляющих.
В отличии от кошмаров «Варяг» был вполне мореходен. Этот броненосный крейсер строился как раз с расчётом на то, что основную часть своей жизни корабль проведёт в открытом море. Три дымовые трубы и три машины, обеспечивали ход корабля в штиль и во время боя, на испытаниях выдав скорость в девять узлов, а две не высокие мачты должны были снять нагрузку с допотопных паровых машин во время переходов. Обшитый бронёй крейсер нёс на себе две башни главного калибра, со сдвоенными артиллерийскими системами, и множество вспомогательных орудий, установленных в барбетах. Парусное вооружение брига в свежую погоду позволяло крейсеру развивать довольно хорошую скорость. Корабль был рассчитан на то, чтобы вести бой с превосходящими силами противника и выжить. Для живучести корабля было сделано всё возможное. Водонепроницаемые переборки; три машины; защита руля и возможность установки резервного управления; пожарная помпа и пожарные рукава; изолирование боекомплекта каждой башни в собственном и защищённом бронёй артиллерийском погребе; возможность быстрого затопления отсека с боеприпасами, клапаны и насосы для перекачки воды между отсеками, для выравнивания крена и деферента; подготовленные аварийные команды, снабженные пластырями и необходимым инструментом; оснащения команды средствами индивидуальной защиты, от спасательного жилета, до каски — мы предусмотрели почти всё, что было в наших силах. Сейчас корабль пройдёт испытание настоящим боем, не всё же «Посейдону» за всех отдуваться.
Первенец моего броненосного флота почти не выходит из ремонта, сказываются конструктивные недочёты и множество повреждений, которые он получил за свою жизнь. Гришка вообще предложил его разобрать. Не бывать этому, пока я жив! Старый броненосец покинет строй, но не исчезнет. Возле верфи для него уже подготовлено местечко, где он встанет на вечный покой в качестве музейного экспоната. Я знаю, что это расточительство, тоже железо сейчас в дефиците и его можно с «Посейдона» снять и использовать повторно, однако первый паровой броненосец в мире и чемпион по количеству потопленных английских кораблей, должен быть сохранён в первозданном виде. Не долго старику осталось воевать, скоро со стапелей сойдёт ему достойная замена. Сейчас на верфях, напрягая все свои силы, мои мастера строят сразу четыре корабля. Два систершипа «Варяга» и два линейных корабля, один из которых, под названием «Шторм» почти готов.
Для того, чтобы изготовить броненосный флот нам всем пришлось изрядно поднапрячься. Маленькая лаборатория моих учёных за это десятилетие превратилась в мощный научный центр и целый комплекс лабораторий. Сейчас он громко именуется Первой научной академией Форта-Росс, а я даже его почётный академик. Там уже несколько кафедр есть. Механики, медицины, физики, химии, математики, оптики, систем связи, кораблестроения, геологии, архитектуры, артиллерийских систем и вооружения и ещё с десяток, на которых пока числятся не более одного учёного энтузиаста. К нам приехало довольно много новых учёных, бежавших от репрессий или переманенные моими людьми, выращены свои собственные кадры. Они тянут из меня деньги полноводной рекой, а я даю им ещё и сверх того, что они просят! От них идёт серьезный выхлоп, и в этом есть и мой с Гришей вклад. Научный совет собирается каждый раз, когда кому-то приходит в голову новая светлая идея, и решает, стоит ли её разрабатывать. Окончательное слово всегда за мной, и так как я из будущего, то точно знаю, что сработает, а что нет, так что идём мы можно сказать про проторенному пути,
