сон Борика Бешеного я должен остановиться особенно подробно. Это даст читателю более полное представление о нашем уникальном таки однокурснике. Итак, ночь. Перед тем, как ложиться спать, Боря переворачивал вверх дном оцинкованный таз для стирки, которого я покупал накануне, заводил старый механический будильник времён первой мировой войны на максимальную громкость, и клал его на дно таза, где уже лежали какие-то ключи, ножницы, монеты, чтобы не проспать первую пару лекций в родном альма-матере. В половине седьмого утра от оглушительного тарахтенья, напоминающего близкое движение танковой колонны, просыпалось всё общежитие, соседи же по комнате закрывали уши подушками, дабы избежать неотвратимой травмы ушных перепонок; сам же Боря Бешеный продолжал при этом храпеть таким усердием, что мог бы заглушить рев моторов целого танкового батальона.
Минут через десять-пятнадцать, очухавшись от контузии, мы, его соседи по комнате, вырубали этот ядрёный будильник и начинали тормошить виновника тревоги, а иногда даже удавалось придать отнюдь не проснувшемуся, ещё крепко спящему матросу запаса, сидячее положение, что в принципе не имело никакого значения для самого Борю, потому что ему было всё ровно как спать, – сидя или лёжа.
После двух или трёх дней тяжёлой травмы по причине воздушных тревог над ухом, мы разбили об стенку тяжелый механический будильник времён первой мировой войны, обматерили вчерашнего матроса простым деревенским сленгом и подписали промежуточный контракт, где мы приняли на себя обязательства пинать нашего друга ногами каждое утро и обливать его холодной водой до тех пор, пока он не вернётся с волшебной страны сна в наш грешный , но реальный мир лекций в восьмом учебном корпусе нашего института. И мы с большим удовольствием и ревностным усердием принялись выполнять пункты наших обязанностей, не скрывая при этом удовольствие, получаемое от возможности отмщения за наши почти состоявшиеся сердечные приступы от утренних тревог.
Со временем бунт на корабле начал приносить свои плоды и наш друг, и по совместительству однокурсник, стал входить в колею институтского графика, как неожиданно грянул гром: Боря опять лёг в больницу. Оказалось, что кость правой руки срослась не по правилам, аморально, почему и пришлось коновалам снова сломать её и опять законопатить в более надёжный гипс. Спустя всего лишь неделю Боря Бешеный встал перед нами в свежей гипсовой обновке руки и со смехом рассказывал о том, как несколько врачей ломали его руку через колено и не никак могли сломать, и только когда появился здоровенный бугай с размерами и весом знаменитого штангиста Василия Алексеева, удалось решить вопрос, но оказалось, однако, что было рано радоваться: рентген показал, что сломали руку не по старым разломам, а совершенно в другом месте, попутно образовав при этом ещё два небольших осколка, следствием чего стало необходимость срочной ручной операции. Наркоз, скальпель, зубила, молоток… Перекроили, собрали по кусочкам, зафиксировали, зашили, замуровали в гипс.
У нас, у молодых, которых и к врачам-то ходили только раз в жизни за справкой перед поступлением в альма-матер, волосы на голове стали похожи на сибирскую тайгу, встав дыбом, а он как ни в чем не бывало рассказывает красочно, захватывающе о жуткой картине раздробления своей руки со смехом, шутя, как будто рассказывал какой-нибудь веселый анекдот. Рассказывать же он умел анекдоты просто блестяще. Любой анекдот из его уст никого не оставлял равнодушным и сразу становился классикой.
Тут надо отметить ещё одну черту его характера. Вы когда-нибудь видели, как стреляет корабельный многоствольный револьверный пулемёт? Для тех, кто не видел, попробую объяснить коротко: это жуткий шквал огня! Десять тысяч выстрелов в минуту! Вот примерно так разговаривал Боря Бешенный, при этом с такой же дикой быстротой размахивая левой, свободной от медицинского вмешательства, рукой. Если внимательнейшим образом не слушать его, то можно было отстать от его мыслей, потерять логику и перестать его понимать вообще. Но…
Но что больше всего нас удивляло и забавляло в нашем друге и однокашнике, это то, как ему так красиво, так неожиданно и незаметно удавалось заснуть буквально за считанные секунду: только что человек рубил анекдоты, сам разрываясь от смеха и других сводя в гомерический хохот, а уже через миг спит так сидя за столом, что не разбудишь даже выстрелом из пушки буквально возле уха. Ка это возможно? Понять мы не могли.
Боря опять, после больницы, с трудом и не без нашей помощи, стал вспоминать, что он вообще-то студент первого курса политехнического института и тут, как ни крути, есть такие науки, называемые начерталкой и черчением, для которых необходимы две руки, чтобы управлять кульманом; и каково же было наше удивление, когда он как ни в чем не бывало одной только рукой умудрялся что-то и чертить, и рисовать, правда, фиксируя при этом кульман то бородой, то гипсовым произведением медицинского искусства на правой руке.
Между тем приближалась зимняя сессия, которая, если кто помнит, обычно совпадала с зимними холодами со снегом, льдом не только на тротуарах, но даже на бетонной площадке перед входной дверью в общагу. Я подозреваю, что при словах снег и лёд, вы, читатель, уже смутно стали догадываться, к чему я веду и вы будете совершенно правы, если догадались о том, что влип опять наш Боря Бешеный в грустную историю ну прямо перед самой зимней сессией! И влип конкретно! Выходил из общежития, как всегда, на бешеной скорости, и поскользнулся так, что ноги его на какое-то мгновение оказались выше головы, а тело по горизонтальной проекции совершенно неуправляемо и неприятно больно приземлилось к острым рёбрам бетонных ступеней, резко затянув за собой при этом ноги вниз и расколов ими большой кусок льда на асфальте, которого ночной мороз как будто специально приготовил для нашего Борика, в результате которого друг наш, как потом показали съёмки, получил дополнительный стимул любить жизнь в виде сломанной левой лодыжки, вывих позвонка и сильнейшее сотрясения оставшейся целым после первого полёта на забор части мозгового вещества внутри его круглого и крепкого черепа.
Первую психологическую помощь оказал ему неспеша идущий за ним Игорь Мороз, староста наш и полная противоположность Борику Бешенному, редко употребляемым в нашей гильдии почти стихотворным выражением: «Твою ж мать!» А профессиональную помощь оказала уже скорая, наконец-то приехавшая через часа полтора. А вот что случилось дальше, вы, дорогой мой читатель, бьюсь об заклад, не угадаете никогда! А случилось вот что.
Не прошло и десяти дней, как в самый разгар зимней сессии на пороге во всей своей красе вырисовался наш незабвенный Борик Бешенный. Не успели мы ещё и сообразить, как он
