под постоянной угрозой сиюминутного увольнения и невольно привыкли к мысли, что это когда-нибудь произойдет и именно так, а не иначе закончится твоя работа в баре. Но всегда оставалась крохотная надежда, что уж с тобой-то этого не случится, что это обойдет, минует тебя. И вот сейчас эта надежда была разбита вдребезги и мне оставалось одно — уйти с достоинством.
Самое паршивое, что Митрич на этом не успокоился. Ему непременно нужно было вышвырнуть из своего заведения не понравившегося посетителя. Уверена, мысль о том, что кто-то подумает, что в его баре могут предлагать сок в подобной обшарпанной смятой упаковке, будет еще долго преследовать его жутким кошмаром. Маленький пакетик томатного сока являлся нешуточной угрозой репутации бара.
Только я вернулась на свое рабочее место, как возле стойки появился Андрюша — внушительных размеров, суровый парень, без чувства юмора.
— Будьте добры, пройти со мной, — тихо произнес Андрюша, деликатно склонившись к парню. Тот отвел взгляд от полированной поверхности стойки, поднял его на Андрюшу и внимательно оглядев его, негромко заявил:
— А почему бы тебе не отвалить от меня, а?
Минуту Андрюша непонимающе смотрел на парня. Я же невольно напряглась. Мой опыт работы в баре, за время которого я насмотрелась всякого, говорил, что парень, который был раза в два мельче нашего Андрюши, не стал бы просто так нарываться. Те, кому ясно что его шансы невелики и что лучше не ввязываться в переделку, стараются всячески избежать ее и, по возможности сохраняя свое достоинство, удалиться.
В этом случае, Андрюше следовало бы быть осмотрительней. Не настолько уж парень был пьян, чтобы не соображать, чем грозит ему хамство. Но Андрюша привык, что его немалые габариты сразу же производят соответствующее впечатление и все, как правило, решалось тихо: притихшего нарушителя спокойствия подхватывали под локоток и провожали до дверей. Минуту другую Андрюша честно силился воспринять услышанный им ответ, как шутку.
— Слышь, покинь заведение, — попросил он, скрестив огромные руки на груди и подумав, дружелюбно добавил: — По-хорошему…
— Отвали, — устало отмахнулся от него парень и отвернулся.
— Не понял? Че ты сказал, чебурашка?! — опешил Андрюша, но, спохватившись, все же решил уточнить: — Ты че, не слышал меня?
Чебурашкой Андрюша обзывался тогда, когда не на шутку был зол. А так как всякое сквернословие было в нашем заведении под строжайшим запретом, то для ругательства наш охранник и вышибала выбрал имя этого милого зверька. Почему? Для всех это оставалось загадкой, как и для самого Андрюши, который лишь смущенно улыбался, когда его об этом спрашивали.
Может, то были забытые с детства давние счеты, но тот к кому сейчас было обращено это ругательство решительно не походил на Чебурашку, хотя и выглядел по сравнению с Андрюшей игрушкой. Тут до меня неожиданно дошло, что я вижу все эти разборки в последний раз и что мне теперь нужно привыкать к свободе, ждущей меня с завтрашнего утра. Впрочем, это осознание не мешало мне обслуживать клиентов с привычной приветливостью.
А Андрюша, с сомнением поглядев на хилого парня, вдруг решительно взялся за него. Зная характер нашего охранника, могу с уверенностью сказать, что ему наверняка было жалко гнать болезного в тычки, но тот от выпитого видимо совсем оборзел и приходилось принимать меры по-круче тех, какими желал бы ограничиться Андрюша. Так вот, взяв своего строптивого подопечного за плечо, Андрюша сдернул его с табурета, заставляя встать на ноги. Я это хорошо углядела, а вот что было потом…
Я удивленно глядела на Андрюшу, прижатого к стойке и никак не могла понять, как эта бледная худосочная рука может не просто удерживать бывшего боксера, упираясь в его могучую, накачанную спину, а еще, видимо, давить на нее настолько, что причиняла нешуточную боль. Андрюша только кряхтел и извивался, словно пытался сбросить с себя непомерную тяжесть бледной ладони, так что от напряжения глаза его налились кровью.
Я же стояла столбом и ничего не предпринимала для Андрюшиного спасения, просто потому, что не верила происходящему. Из подсобки вылетел разъяренный Митрич и бросился к ним.
— Сейчас же выметайся отсюда! — яростно зашипел он на парня, боясь гневными воплями распугать посетителей. — Или я вызываю милицию!
Словно очнувшись, парень повернулся к нему и вроде бы улыбнулся. Во всяком случае он не произнес ни слова, а Митрич вдруг поперхнулся ругательствами, которые рвались наружу, глотая и захлебываясь ими. Как-то спав с лица и враз утратив свою агрессивность, он попятился к двери подсобки, за которой поспешно скрылся.
Делать было нечего, пришлось вмешаться мне.
— Послушайте, зачем вам неприятности, — шагнула я к парню. — Отпустите Андрюшу. Он ничего не имеет против вас лично, просто делал то, что ему велели. Эта его работа — наводить порядок.
Парень повернулся ко мне. На бледном лице лихорадочно горели черные глаза, длинные волосы взъерошены, а губы казались неестественно яркими и сочными, будто к ним прилила вся кровь, что имелась в его тщедушном теле. Какое-то время он не мигая смотрел на меня и вдруг оттолкнул, совсем уже выбившегося из сил, Андрюшу.
Тот не будь дураком, быстренько убрался, кряхтя и потирая широкую грудь. На то он и горький опыт, чтобы где не надо не раскрывать рта и не играть мускулами впустую. А пугающе странный парень плюхнулся обратно на табурет, с которого был грубо сдернут, и схватился за свой стакан с водкой, разбавленной томатным соком.
Народ потихоньку начал покидать бар, косясь и оглядываясь на загадочного типа, который непонятно как, буквально одной левой или правой, положил, пусть не на лопатки, а на живот такого парня, как Андрюшу, один вид которого усмирял буянов. Я вздохнула, уверенная что завтра к Митричу, Андрюша придет за расчетом вместе со мной.
Я покосилась на парня, которого с опаской и интересом разглядывал молчавший бизнесмен. Я не винила его в нашем увольнении и вовсе была не против, что бы он остался. Может быть потому, что он меня страшно заинтриговал. Благополучие и репутация бара теперь уже мало волновали меня и я подошла к нему с бутылкой «Кристалл». Приподняв ее, спросила:
— Налить? Это за счет заведения.
Он тяжело посмотрел на меня непроницаемо темными глазами. Нет, все-таки было в нем, помимо его необычайной силы, что-то жуткое, без причины пугающее. Но вместо уже привычного: «отвали», он вдруг кивнул мне. Я долила в его стакан водки. Он посмотрел в него, подумал и вылил в стакан остатки томатного сока.
— Если останетесь, то посмотрите стриптиз, — сказал я, чтобы завязать разговор. Мне хотелось, чтобы
