мужчина. Жизнь с таким связать – большое счастье. А квартира с должностью его упрочит. Так я думаю. Ладно, – она посмотрела на наручные часы. – Поспешим, подруги, через пять минут начнется.
Девушки вспорхнули с лавки, словно птички, и цветною стайкой потянулись через улицу к консерватории. Впереди шагали и другие студенты. Плотною толпой поднимались на крыльцо с колоннами, заходили в широко распахнутые двери здания. Зина и ее подруги не могли представить то, что их разговор сегодня окажется пустышкой. Что запавший в сердце многих молодой Герой не придет к ним осенью учиться. Помешают непредвиденные обстоятельства.
***
Конец июня в Минске выдался дождливым: гремели грозы и хлестали ливни. Но июль, как будто специально к дню рождения Бориса, разогнал на небе тучи. День обещал быть солнечным и теплым. Только этот дар природы именинник оценил потом. Его сорвала с постели трель телефонного звонка. Как был в трусах, Борис добежал до аппарата и подхватил пластмассовую трубку.
– Алло? – промолвил сонно.
– Что, дрых? – в наушнике раздался смех. – Отвык от дисциплины, старшина? Расслабился ты, Боря, на гражданке.
– Привет, Сергей, – Борис вздохнул. – Вчера немного зачитался, спать лег после полуночи. Могу себе позволить: отвоевались мы с тобой. Подъемы больше не для нас.
– Я в семь встаю как штык, – сказал Сергей. – Потом сижу, грызу гранит науки. Экзамены в университет не за горами, а я на службе почти все забыл. Учебники достали до печенки. Тебе завидую – сдавать не надо. Ладно, Боря, я чего звоню? Хочу поздравить с днем рождения. Теперь ты взрослый парень – целых двадцать лет.
– Сказал старик, которому полтинник, – Борис невольно засмеялся. – Сам-то когда двадцатилетие отметил?
– Три месяца назад, – сказал Сергей. – Как ни крути, но я постарше. Здоровья тебе, Боря и успехов, большого счастья в личной жизни. Красивого и доброго. Ты его достоин.
– Спасибо, – поблагодарил Борис. – А сам-то как? Подругу не нашел?
– Какие тут подруги? – вздохнул Сергей. – Родители следят, чтоб я зубрил, всех посторонних отгоняют, словно мух от меда. Как в тюрьме сижу.
– Ко мне отметить день рожденья отпустят?
– Сказали, чтобы ехал к нам. Так и велели передать.
– Отмечать свой день рожденья в гостях? Вы стол накроете, а я прибуду на готовое, дескать, поздравляйте? Волюнтаризм какой-то.
– Ты нехорошими словами не ругайся, – хохотнул Сергей. – Есть ряд причин. Во-первых, нам ты не чужой. Мать тебя родным считает, дескать, сына спас от смерти. Еще ты сирота и стол приличный не накроешь, – так она сказала. Предложишь гостю водку с плавленым сырком, – друг снова засмеялся. – Но главное не в этом, Боря. Я стер культяшку до крови. Вчера гулять пошел, да так увлекся, что забыл: ноги-то нет. Домой вернулся, снял протез, а носок-то весь в крови. Мать увидала – хвать за сердце. Попричитала для начала, а потом пилила. В гости не отпустит, так что ждем тебя к шести. Придешь?
– Раз так, конечно.
– Ну, тогда до встречи.
В трубке запиликали короткие гудки. Борис положил ее на рычаги и занялся собой. Сложил постель в диван, оделся и умылся. Едва поставил чайник на плиту, как затрещал дверной звонок. Он побежал в прихожую. За дверью обнаружилась директор гастронома, Валентина Алексеевна, с заведующими отделами. В руке она держала тяжелый сверток, упакованный в бумагу.
– Здравствуй, Боря! – улыбнулась имениннику. – Принимай гостей.
– Проходите, – Борис отступил в сторону.
Директор с подчиненными прошли в зал и развернулись.
– С днем рождения тебя, Борис! – сказала Алексеевна и вручила ему сверток. – С двадцатилетием! Мы тобой гордимся: Героя воспитали. Здоровья и успехов, счастья в личной жизни. Прими от нас подарок, – она протянула ему сверток.
Борис взял его и развернул. В свертке оказались коробка шоколадных конфет и бутылка молдавского «КВВК», что означало «Коньяк выдержанный высшего качества». Это подтверждали напечатанные ниже цифры: «10 лет».
– Спасибо, – поблагодарил Борис, сгрузив подарки на стол. – Будем пить за именинника? – он щелкнул ногтем по бутылке.
– Что ты! – засмеялась Алексеевна. – С утра? Нам работать нужно.
– Тогда чаю?
– Это можно, – согласилась Алексеевна. – Но недолго, – дел полно.
Посидели, попили чаю с шоколадными конфетами, но не задержались – у людей работа. Проводив гостей, Борис прошел на кухню, сел на табуретку и задумался. Прошло всего два года, как его сознание погибшего в Попасной офицера переместилось в тело юного дебила в Минске. Но сколько же событий вместилось в этот небольшой в общем-то срок! Он перестал быть инвалидом по рождению, сдал экзамены за десять классов средней школы, работал грузчиком у Алексеевны. Был призван в пограничные войска, где пережил два боя на Даманском. Там был тяжело ранен и три дня лежал в беспамятстве. Но все ж очнулся и встал на ноги. Из армии его комиссовали – левая рука теперь короче – и дали инвалидность, но это ненадолго. На ВТЭК сказали, скоро снимут. Это не существенно – учиться в вузе не мешает. Таскать мешки и ящики он более не будет – Герою не к лицу.[5] Осталось выбрать вуз: Героя везде примут без экзаменов. Его зовут в консерваторию и Суриковский институт[6]. Куда пойти? Еще недавно он бы ответил, что хочет стать художником хорошо рисует. Талант достался по наследству от юного дебила, в которого вселился офицер, верней, его душа. А музыкой он заинтересовался сам: играет на гитаре и поет. В консерватории кричали «Браво!» – им понравилось. И сам Борис (когда-то Николай) почувствовал: какой это восторг – петь для большого зала! Когда тебе внимают, затаив дыхание, ты управляешь слушателями, пробуждая в них желанные тебе эмоции. Теперь он понимал, почему многие в его прошедшей жизни так стремились на эстраду. Желали славы, денег? Разумеется. Но что, к примеру, подвигло стать певицей дочку олигарха? Прежде чем пробиться на сцену, она работала как вол, – за деньги популярности не купишь. Так что ее вело? Не это ль единение с огромным залом, где ты становишься объектом обожания? Словами этих чувств не передать.
Вздохнув, Борис решил оставить думы и заняться другим. Звонок Сергея поломал ему все планы. Он собирался посидеть с другом в ресторане, выпить, хорошо поесть, потанцевать с девчатами. Но Сергей натер культю и ходить не может,
