не нужен. Если есть деньги, бери — в полцены отдам. За пятьсот.
Разумеется, не на полцены я купилась. А непонятно откуда обида накатила: проклятый, гадкий утенок. Чья бы мычала… Тоже мне, можно подумать, Софи Лорен.
Я молниеносно выцарапала из толпы своего читающего папашу, хотя он не только успел поравняться с нами, но и, не заметив, уже уплыл по людскому течению далековато прочь. Выхватила книгу и потянула, бормоча, пританцовывая, зависая на его еще ничего толком не понимающей руке.
— Вот он! — взвизгнула я. И тонким воплем откликнулся Фрэд.
— Успокойся. Пойдем. Ты же знаешь, что мама нас всех троих выгонит из дома, — пытаясь вразумить, унимал меня немногословный отец.
— Она его полюбит! — уже с завыванием начала уговаривать я. И Фрэд просяще заскулил, вытянув свою не по-боксерски длинную шею и напрягшись, как струна.
— Виктория, пойдем же, — с неловкостью оглядываясь по сторонам, насколько умел строго, мямлил папа.
На нас уже начинали обращать внимание почитатели живности, что ему явно было не по душе. Меня же не волновали приостанавливающиеся прохожие. Их много, а Фрэд — один. Тем более что папа сам к собакам питал слабость. И когда пес, встрепенувшись вислоухими треугольничками, виновато, как нашкодивший, присел на задние лапы и неуверенно начал протягивать папе поочередно то с кляксой, то левую передние, фанат детективов растаял. И принялся шарить по карманам своих затертых прошлогодних джинсов в поисках пятисотки.
Как-то сами собой были прикуплены обновки и пища для щенка. В одной руке я держала плетеный кожаный поводок с неугомонной собакой, в другой пакет с витаминизированной кормежкой. По ступенькам электрички Фрэд спорхнул, уверенно занял место у окна «для пассажиров с детьми». И мы присели рядом. Я заметила, что папа после отдыхательной прогулки выглядит весьма утомленно. Непонятно — с чего бы? Ведь не ему, а мне пришлось воевать за право живого существа на достойную жизнь. Существо тронуло лапой с кляксой папу за руку, на что он ответил дружелюбным рукопожатием, но обреченно пробормотал:
— Как пить дать, ночевать нам сегодня придется дружно на улице.
Он надвинул на лоб выгоревшую за лето брезентовую кепку и раскрыл книгу.
— Эти проблемы беру на себя! — солидно, как умела, заявила я — уже хозяйка самого лучшего в мире пса.
Собака — в доме!
Полчаса в дребезжащем вагоне — то еще испытание для неискушенного пассажира. Будь он хоть сонной мухой, проснувшимся крокодилом или активно бодрствующей собакой. И когда мы ступили на перрон, Фрэд с такой прытью рванул в сторону нашего дома, что вслед ему задымились мои подошвы. До сих пор для меня остается тайной, откуда ему, непосвященному, был известен его новый адрес. Однако он безошибочно домчался до самого нашего подъезда и, перебрасывая язык с одного плеча на другое, озабоченно наблюдал, как я, зарывшись в шуршащем пакете, отыскиваю ключ от квартиры номер 3. Должно быть, и мой язык искал пятый угол — чтобы отдышаться, мне потребовались некоторые минуты-секунды. А тем временем хитрый папа, дабы избежать сцены маминого негодования, воспользовался нашей с Фрэдом скоростью движения и невосприимчивостью при этом к тончайшим проявлениям настроений человеческих, буркнул: «Зайду в гараж». И трусливо улизнул.
Ключ я конечно же нашла. Отыскала и замочную скважину. Еще одна загадка: мой малыш не издал ни единого звука в подъезде. Он что, и впрямь хотел застать маму врасплох и тут же обаять? Мгновенно и почти бесповоротно.
Порог он перемахнул так красиво, что я вздохнула почти что с облегчением. Но совсем по-жеребячьи кинулся в ноги к маме, которая, ну, скажем, очень некстати затеялась с доморощенным педикюром. Она, сдержанная и немногословная по жизни, выпрыгнула из своего кипятка на середину комнаты, а потом, как ошпаренная, начала делать попытки нервно взлетать.
Да, боже ты мой, законы притяжения распространяются на всех. И как бы она ни испугалась, зависнуть в полутора метрах над линолеумом ей бы все равно не удалось. А Фрэда это очень даже завело. Он, по-моему, с первого взгляда влюбился в маму и начал нарезать круги рядом с ней, слегка парящей.
Объективно — все были счастливы. Мама — в полете, пес — в кружении, я — во временном ощущении себя ни при чем. Но родительница моя только кокетничает, когда заявляет, что рождена для полета. На самом деле она вполне земной человек и, как свойственно представителям моей милой цивилизации, она нашла меня, уже спрятавшуюся в ванной, и строго затянула: «Ч…т…о э…т…о?»
— Это Фрэд, — насколько возможно невозмутимо заметила я.
— Что собака делает в нашем доме? — какой-то незнакомой мне интонацией спросила босоногая мама.
— Он будет здесь жить, — сказала, как отрезала. И замерла в ожидании.
— Папочкины происки?
Я молчала.
— Вы делаете все, чтобы только жизнь мне не казалась медом! — отчаянно хрипло, со всхлипом и приближающимися слезами прошептала мама и потрепала внимательно слушавшего ее щенка за левое, приподнятое любопытством ухо. Медленно развернулась, грустно улыбнулась псу и направилась к своему тазику с холодеющим кипятком.
Хитрюгой и глупаком одновременно нужно родиться. Что бы ему не облизать ее женские слезинки? Что бы не устроить парад выстраивания лап — как знак заискивающего уважения? И она бы растаяла. Но «затеялась, так отвечай!» Это я мужественно обратилась к себе и из неприлично шумного пакета достала документ. На глянцевой обложке его был изображен приплюснутый географический разворот планеты, а ниже на четырех языках мира можно было прочитать: «МЕЖДУНАРОДНЫЙ ВЕТЕРИНАРСКИЙ ПАСПОРТ ДЛЯ СОБАК».
Ватными ногами я преодолела коридор и протянула легковесный томик мамочке, печально подпирающей растерянное лицо кулачками, вежливо и сдержанно улыбчиво заметив: «Здесь вся информация о том, что это».
Работа у мамы тяжелая, она редактор издательства. Когда ее по несчастью спрашивают, чем же она на самом деле занимается, слышат отговорку: «Перевожу с непонятно какого на русский». Но когда она начала изучать Фрэдов паспорт и глаза ее по-иностранному прищурились, я устрашилась — уж переведет, так переведет. А она, сосредоточенно перелистав книжицу от корки до корки, захлопнула ее и расхохоталась. Хорошо, что в комнате было не жарко, славно, что и мне, и щенку тоже хотелось улыбаться. А на
