– Ой, ну ты тоже… – выдыхаю немного растерянно. Отковыриваю вилкой кусок от торта и гоняю его по тарелке. Надо хотя бы создать видимость, что ем. – Какое мне дело до Бойко? – радуюсь, что удается проговорить этот вопрос практически равнодушно. О том, что наши с Кириллом отношения вышли за рамки семейных, никому неизвестно. И я надеюсь, никогда не станет известно. – Есть другие, более веские причины, почему я не желаю, чтобы мама с отчимом сходились обратно. Только вот чувствую, если что, меня, как и в первый раз, никто не спросит.
– Ну да, понимаю, – Лена смотрит на часы. – Ой, девочки! До пары пять минут осталось! – подскакивает, хватая свой поднос. Мы с Катей подрываемся следом. Но суетливая подруга все равно умудряется нас подгонять: – Быстро, быстро! Любомирова, тебе же еще аудиторию искать! Дискретка у Васильева на четвертом этаже. В самый конец от лестницы пойдешь…
Держу эту информацию в голове, пока поднимаюсь на нужный этаж и иду в одиночестве по пустынному коридору. Особо не спешу. Ну что ж, опоздала – так опоздала. Не хочется, конечно, чтобы преподаватели, выказывая сочувствие, делали мне какие-то поблажки. Но теперь ведь все равно так будет! Уверена, что все в курсе произошедшего в прошлом году. Да и мама, несомненно, со всеми дополнительно переговорила. После случившегося она оберегает меня, как сумасшедшая. Долго протестовала против моего возвращения в этом году.
– Ты можешь сдать сессию дистанционно, как сдавала зимнюю. Ну, или хотя бы летом! Спокойно. Без всей этой майской суеты, когда все остальные вспоминают, что надо бы появиться на парах и получить-таки зачет! А в сентябре уже выйдешь со всеми.
– Нет, мам, – отрезала тогда я. – Больничный закрыт. Роман Константинович со своей стороны проблем не видит. Я чувствую себя прекрасно, – озвучила заранее припасенные аргументы. – Конечно же, я выйду семнадцатого мая на учебу. И это не обсуждается!
Погруженная в свои размышления, благополучно добираюсь до нужной аудитории, как вдруг слышу позади себя чьи-то твердые неторопливые шаги. Они на мгновение обрываются, будто тот, кто повернул с лестничной клетки в коридор, остановился. Затем возобновляются. Быстрее. Увереннее. Жестче. Оборачиваюсь, прежде чем врубится мозг и запретит мне это действие. Оборачиваюсь и замираю…
Он.
По телу острыми колючками разливается жар. Дыхание перехватывает. Мучительно и одновременно сладко сжимается сердце. Нет, не только оно. Все в груди сокращается и безумно пульсирует.
Мозг включается в работу. Кричит, что надо бежать. Но я сохраняю неподвижность. Не могу пошевелиться. Кирилл идет в мою сторону, а я стою! Беспомощно и вместе с тем жадно впитываю в себя его образ. Он накладывается на тот, что хранится в моей памяти, и вызывает у меня сумасшедшее головокружение. А я ведь думала, что стала забывать, как он выглядит... Нет, не забыла. Вопреки всему тому кошмару, что случился полгода назад, Кирилл Бойко по-прежнему заставляет меня трепетать. Трястись и неудержимо желать смотреть в его горящие глаза.
[1] Здесь: Имя существительное. Кликуха героя, производное от фамилии Бойко.
Глава 2
Только не вздумай его прощать!
© Варвара Любомирова
Каким-то чудом отмираю. Возможно, начинает работать главный инстинкт – инстинкт самосохранения. Метнувшись, слепо хватаюсь за дверную ручку и без стука забегаю в аудиторию. Один смазанный взгляд по амфитеатру, и я понимаю, что ошиблась. На нервах не влево, а вправо бросилась.
Боже… Какая нелепость!
Но выйти сразу я не могу. Стою, крепко сжимая дверную ручку, и пялюсь на застывшего у кафедры педагога. Будто, если Бойко решит войти следом, я смогу ему помешать.
– Варвара?
Черт, даже преподаватели, которые у меня ничего не читают, в курсе, кто я такая. Настоящая знаменитость!
– Вы, должно быть, ошиблись аудиторией.
Да знаю я! Но как выйти? Никак!
– Окей. Не проблема. Сейчас уйду. Мне просто нужно отдышаться.
Странно, что над сказанной мной глупостью никто не смеется. Все сидят очень тихо и смотрят на меня во все глаза. Ну, точно, знаменитость. Прекрасно!
– Кстати… Рядом со мной можно дышать. И даже говорить, – выдаю на эмоциях. Не дожидаясь реакции, приоткрываю дверь и осторожно высовываюсь в коридор. Пофиг, как это выглядит со стороны. Уже и так опозорилась. Убедившись, что проход свободен, оборачиваюсь к замершей аудитории. С беззаботной улыбкой бросаю на прощание: – Спасибо! Всем хорошего дня!
И, наконец, выхожу.
Доцент Васильев, конечно же, встречает меня не менее радушно. Лично провожает к свободному месту. Не ругается, когда ребята поочередно меня окликают, чтобы поприветствовать. К тому моменту, как опускаюсь на деревяную лавку, внутри уже медленно закипаю.
Ладно. Так ведь будет не всегда. Только сегодня. Возможно, еще завтра. Ну, край – послезавтра. Потом все утихнет. Так обычно и бывает. Нужно просто перетерпеть первые дни.
После четвертой лекции я понимаю, что бегать от Кирилла смысла нет. Мы каким-то загадочным образом оказываемся рядом на каждой перемене, но он на самом деле не предпринимает никаких попыток подойти.
Встречаемся взглядами, и в моей груди вспыхивает огонь. Воспаляется и томительно ноет каждый нерв. Всего пару секунд, прежде чем я отворачиваюсь. И все. Источник гаснет. Разочарование после этого так глубоко, так остро… Оно вынуждает меня чувствовать себя очень несчастной.
«И это пройдет», – убеждаю себя я.
Сердце еще какое-то время гулко и отчаянно стучит. Но потом и оно успокаивается.
– Привет, – подходит ко мне после лекций Чарушин.
Лучший друг Бойко. А с недавних пор и мой. Так уж получилось, что он теперь между нами, будто между двух огней.
– Привет, Артем, – заставляю себя улыбнуться.
Хоть сам Чарушин и винил себя в произошедшей со мной трагедии, я так никогда не думала. Да, именно он меня тогда привез на набережную, но я ведь знаю, что Артем пытался помочь нам с Бойко наладить отношения. Никто в здравом уме не смог бы предположить, что бывшая моего сводного братца вскипит такой ревностью, что попытается меня убить.
– Ты как? – спрашивает не первый раз.
Но я ведь так ни с кем и не поделилась, что мне до сих пор периодически снится, как на меня с оглушающим ревом несется автомобиль. При столкновении меня отбросило на несколько метров, и машина остановилась. Но это я знаю уже из чужих рассказов. Сама помню резкую всепоглощающую боль и то, как надо мной стремительно закружилось звездное небо. Закружилось и стало таким маленьким-маленьким… Сжалось в одну крохотную точку, и мир поглотила темнота.
– Отлично! Рада выбраться из четырех стен. Ты же знаешь, как они меня угнетали последние месяцы!
– Знаю, – кивает Чара.
