Поначалу шустрый малый был мелким приказчиком, но затем выслужился до казначея. Он отдавал деньги под залог банкирам и судовладельцам и вскоре стал первым богачом Парижа. Король пожелал сделать опытного дельца управляющим герцога Вандомского. И по мере того как Кроза богател, росла и его слава».
В действительности же Кроза, будучи весьма способным предпринимателем, разбогател на торговле с Луизианой, где имел некоторые привилегии. Вместе с тем он занимался меценатством и перевез в только что отстроенный особняк на площади Людовика Великого (ныне это Вандомская площадь) редкое собрание картин, в числе которых были работы Тициана, Тинторетто, Ван Дейка и других великих художников – все, что в дальнейшем приобрела императрица Екатерина II.
Став королевским секретарем (не без помощи маркиза де Шастеля), Кроза мог бы превратиться во второго Фуке, но, увы, он оказался не столь тонким дипломатом, как знаменитый министр финансов. К тому же нувориш оказался страшным снобом и всегда страстно хотел попасть в высшее общество, хотя оно и не выказывало ни малейшего намерения его принять.
Идея выдать свою дочь за кузена короля из рода Ля Тур д’Овернь буквально вскружила ему голову, чем и была спровоцирована поистине мольеровская сцена со стороны его супруги. Верная примеру мудрой мадам Журден, мадам Кроза, хоть и принадлежала к изысканному семейству буржуа, никоим образом не одобряла поползновений своего мужа приобщиться к дворянскому кругу, и уж тем более она не одобряла постоянных расходов, на которые тот беспрекословно шел, лишь бы задобрить аристократов, охочих до его денег.
Мадам Кроза была настроена твердо. Она решительно не желала становиться тещей графа д’Эврё, известного своими любовными похождениями. Но в те времена закон был целиком и полностью на стороне отца семейства, и весной 1706 года юная Анна-Мария Кроза (ей едва исполнилось двенадцать лет) стала супругой Луи-Анри, который был на целых двадцать лет старше своей невесты.
Роскошную свадьбу справили в отцовском особняке, однако от этого брак не стал менее фиктивным: граф д’Эврё получил богатое приданое, а взамен лишь удостоил мадемуазель Кроза сомнительного права называться графиней. Следовательно, думал он, ее персона никак не замешана в этой финансовой интрижке. Тем же вечером молодой супруг подчеркнуто официально поприветствовал новобрачную, которую теперь называл не иначе, как «мой золотой слиточек», а затем преспокойно направился к своей любовнице.
Можно, конечно, отметить, что молодая супруга была еще слишком мала, но тогда возраст не имел большого значения. Кроме того, Анна-Мария была красивой брюнеткой с восхитительными карими глазами и по всем признакам по мере взросления должна была стать прехорошенькой. К тому же она росла, оттачивая свой ум и хорошие манеры в ожидании, что когда-нибудь муж все же обратит на нее внимание, ведь втайне девушка просто обожала его. И действительно к двадцати годам Анна-Мария стала не просто красивой женщиной, но настоящей благородной дамой.
Вопреки всем ожиданиям граф д’Эврё, будучи ветреником и плохим мужем, отнюдь не был расточителен. Нежданно-негаданно заполучив огромное денежное состояние, он решил его приумножить, а посему, дабы избежать излишних трат на содержание собственного дома, обосновался в особняке своего тестя. Наряду с этим он не оставлял надежд поступить на королевскую службу и тем самым увеличить свой и без того немаленький кошелек. Так, граф не раз обращался к регенту с просьбой, чтобы тот походатайствовал о его зачислении в охотничий королевский округ Монсо.
В свою очередь, Филипп Орлеанский, будучи тонким психологом, прознал как-то раз у графини д’Эврё, что ее муж так ни разу и не исполнил своего супружеского долга. Удивлению регента не было предела, хотя великодушная Анна-Мария объясняла подобное пренебрежение супружеским долгом тем, что супруги по-прежнему проживали в доме казначея, а это, в свою очередь, постоянно напоминало мужу о ее плебейском происхождении.
Тронутый такой наивностью и откровенностью, регент вызвал к себе строптивого мужа и обратился к нему приблизительно с такими словами: «Вы получите вашу должность, и я лично принесу вам свое подтверждение, но лишь после того, как вы переедете в собственный особняк».
Граф д’Эврё отреагировал на приказ незамедлительно: за 77 090 ливров он приобрел у финансиста Лоу земельный участок в тысячу двести туазов[1], расположенный под Парижем на месте бывшего «болота Гурд». Тогда эти болота уже были осушены и представляли собой красивое поле, расположенное между Большим Двором (будущими Елисейскими Полями) и деревней Руль.
Стараниями архитектора Молле к концу 1718 года на этом месте возник особняк д’Эврё. В день открытия на первом этаже было устроено пышное празднество. Выше никто не поднимался, в противном случае гости заметили бы, что верный своей скупости хозяин так и не удосужился обустроить верхний этаж. Впрочем, это обстоятельство ничуть не помешало ему получить вожделенную бумагу о зачислении в охотничий округ и по-прежнему бессовестно игнорировать свою кроткую супругу.
На пресловутом праздничном вечере Анна-Мария наконец увидела любовницу своего супруга, герцогиню де Ледигьер (та держалась открыто и ничуть не отрицала текущего порядка вещей), и поняла свою ошибку. Теперь оскорбленная красавица не только сообразила, что никогда не сможет по-настоящему стать женой своего мужа, но также осознала, что уже не очень-то сильно и любит его.
Несколько месяцев спустя разразился скандал: после развода и раздела имущества Анна-Мария вернулась в дом своего отца, где и умерла в 1729 году. Ей было всего тридцать пять лет. Что же до бывшего мужа, то порочный образ жизни дал о себе знать: графа д’Эврё хватил апоплексический удар, после чего он впал в детство и еще долгое время жил в своем особняке, предаваясь мелочности и скопидомству. Он умер в 1753 году, жалкий и всеми покинутый. Несколькими месяцами позже особняк д’Эврё перешел во владение маркизы де Помпадур.
К тому времени маркиза была фавориткой короля лишь формально. Проблемы со здоровьем и стремительно остывающий темперамент наглухо закрыли для нее двери в покои короля, однако она по-прежнему была для Людовика XV верным другом и незаменимым союзником. Их отношения будут продолжаться еще около десяти лет, но маркиза всегда прекрасно понимала, сколь недолговечна подобная платоническая любовь. Разумеется, король к ней привязан, но где гарантии, что в один прекрасный день его сердце, а главное – его чувства не займет какая-нибудь юная, хваткая особа… какой была когда-то она сама?
Маркиза де Помпадур также прекрасно знала, что в золотых салонах Версаля большинство придворных ненавидит ее и ждет подходящего момента, когда опытная интриганка оступится. Тогда она решила подыскать в Париже хороший особняк, который стал бы ее личным пристанищем, купленным на личные же деньги и обставленным так, как
