словно рождественская елка. В витрине напротив лежат сыры, огромные, как мельничные жернова. На все я смотрю глазами новичка, никогда не бывавшего в этой стране.
Мишель, Бобовый король, только что вторгшийся в сегодня, уходит обратно в свое далекое, неповторимое, невероятное время.
2
Мы влезаем в автобус сквозь строй мальчишек, еще не одаренных матрешками и открытками.
До замка, кажется, рукой подать, он парит над самой крышей магазина, торгующего исполинскими сырами, но, чтобы добраться до него, наш Мину должен одолеть горный серпантин, протащить машину через игольное ухо городских ворот, оплетенных игривой лепкой барокко.
Штукатурка и краска лишили замок всякой воинственности, начисто изгнали аромат средневековья. Он выглядит постройкой-однодневкой, воздвигнутой для киносъемок.
Водит нас красивый, самоуверенный парень. Он произносит свои объяснения, как затверженный урок. На замок ему наплевать. Он старается как бы ненароком прижать к себе Люсю.
— Мы находимся в замке Шато-Беф, — истово переводит Люся. — Всем слышно, товарищи? Замок основан в десятом веке королем Филиппом. Король сослал сюда свою невестку за... за... в общем, за аморальное поведение, если сказать по-нашему...
Бобовый король никого не ссылает, не казнит. Все смеются, когда он появляется на свет. У самого короля вид был, наверное, смущенный, — он жевал пирог с яблоками и вдруг раскусил что-то плотное и совсем не сладкое. Мадам Мари, тайно от всех, как велит обычай, запекла в пироге боб. И надо же, чтобы боб достался не кому другому, а Мишелю! Разумеется, это всех развеселило. Ну-ка, Мишель, покажи себя! Теперь ты Бобовый король, ты обязан всех развлекать, выдумывать потешные приказы, аудиенции, церемонии. Главное, чтобы всем было хорошо под твоей властью...
— В одиннадцатом веке в замке провели капитальный ремонт, потому что его сильно разрушили бургундцы. Король Людовик...
Я плохо справился с королевскими обязанностями. Во-первых, я еще слабо владел французским, говорил по-школьному, деревянными словами. Еще недавно я грузил уголь в шахте. Всего три недели прошло, как друзья помогли мне бежать оттуда и поселили у мадам Мари, в глубине Тюреннского леса. Кроме того, я не знал обычаев, не знал, что придумать, и стеснялся Анетты — приемной дочери мадам Мари...
— Король Людовик подарил замок графу Тюренну, который отличился в войне против...
От Бобового короля тоже ждут подарков. Забавных подарков, остроумных находок. Но что я могу придумать? Анетта загадочно улыбалась, откидывая назад пепельно-светлые волосы. Мадам Мари наблюдала за мной ласковым материнским взглядом. Естественно, я тут же объявил ее королевой-матерью. Анетта стала сестрой-принцессой, ее кузен Этьен королевским военачальником. «Нет, нет! — крикнул Антуан, жених Анетты. — Сейчас нет войны, он поп, духовник во дворце, вот кто!» Все расхохотались, и Анетта снисходительно кинула Антуану усмешку. Вот это ловко! Этьен, самый отчаянный парень в отряде, забубенная голова, — и вдруг духовник. «Тихо, Этьен нам закатит проповедь!» — громыхнул толстый дядя Жозеф, брат мадам Мари. Словом, инициатива выпала из моих рук. Переживать, впрочем, долго не пришлось, — к нам пожаловали немцы.
— Здесь устраивались пиры. По преданию, здесь был Ричард Львиное Сердце, отличившийся...
Посреди стола стояло блюдо с жареным гусем, и немецкий унтер-офицер облизнулся. Это и спасло нас. Он не заметил берет, лежавший у меня на колене, берет с головой кабана — эмблемой партизанских войск. Да, праздник мог закончиться печально! Вместо того чтобы спрятать берет до очередной операции, я таскал его на себе, работая по хозяйству. Не снимая берета, резал турнепс, давал корм скотине. Оккупанты почти не заглядывали в нашу глухомань...
Немцы, все трое, уставились на гуся, и мадам Мари мгновенно схватила берет и сунула его под себя. Мы спаслись чудом. Сидя на моем берете, мадам Мари, как ни в чем не бывало, потчевала бошей. Что если они учинят обыск, и ей придется встать? Унтер-офицер, задыхаясь от вожделения, обгладывал крылышко. Он едва ворочал языком. «Извините, что мы вас тревожим, — говорил он, коверкая французские слова. — В лесу, вы знаете, неспокойно. Опять несколько пленных убежали из Назера». Он как будто отчитывался перед мадам Мари. Мне было почти совсем не страшно рядом с ней. Мне показалось, стоит ей сказать своим хозяйским баском: «Убирайтесь-ка вы все вон!» — и немцы покорно выйдут, пятясь задом, комкая свои пилотки. Вот какая она была — мадам Мари! Но, конечно, немцы ушли только после того, как проверили документы. Мой «аусвайс», выданный в Назере, на копях, доктором Аппельсом, сомнений не вызывал.
— В годы оккупации замок был разграблен...
Люся, увертываясь от гида, выбегает по лестнице на свежий воздух. Двор покрыт слава богу не асфальтом, а булыжником, кое-где дозволено расти траве. Бассейн фонтана украшен скульптурами. Это копии, сделанные для туристов.
— Гитлеровцы тут упражнялись в стрельбе. В замке была ценная коллекция картин и фарфора. Ее увезли...
«Не волнуйся, это не посуда», — фыркнул Этьен. Мы мчались на полной скорости в грузовичке мясника Бертрана, ящики с гранатами подпрыгивали на ухабах. «Ладно, — сказал Этьен, — я сниму детонаторы». Как раз это я мысленно и умолял его сделать. Мысленно, так как я не хотел показать себя менее храбрым. Нелепый характер был у Мишеля, Бобового короля.
Вообще мне не очень ясно, почему титул Бобового короля пристал ко мне, сделался моей партизанской кличкой.
— Экскурсия по замку окончена. Если нет вопросов...
По настоящему-то счету я был не королем, а подданным, восторженным и неуклюжим подданным при дворе у мадам Мари. У нас были начальники по линии военной, но на ферме царствовала она. Страхи, мелкие счеты, тщеславие — все это, как я теперь понимаю, оставалось за пределами волшебного круга, очерченного мадам Мари. Когда мне сказали, что она расстреляна, я не поверил, не хотел верить. Мадам Мари, которая, казалось, одним своим взглядом может остановить смерть!
— У нас, товарищи, полтора часа свободного времени, потом мы ужинаем и...
После ужина — прием в ратуше.
3
— Вообще мэр не очень-то жалует красных, — говорит Серж Лакретель. — Должно быть, повлияла история с вами...
Он смеется и смотрит на меня с благодарностью. Встречу думали устроить в рабочем клубе, — приглашения со стороны господина мэра никто не ждал.
— А надпись уже стерли, — говорит Серж.
— Спасибо, — бормочу я.
А что еще я могу сказать? Я ни разу не был в роли воскресшего из мертвых.
Серж и Карсавин — оба нарядные, торжественные — похожи сейчас, как братья. Они ведут нас в ратушу — готическую, многобашенную, утопающую в каменных кружевах.
