порог комнаты переступил, даже раздеться не смог, так на кровать и рухнул и тут же захрапел.
Я разделась и легла на диван, так устала, что глаза закрыла, и не заметила даже, как уснула.
Проснулась от того, что дышать не могу, что-то большое давит на меня, душит, почувствовала резкую боль внутри себя, вскрикнула и глаза открыла. Валера разделся и лежит на мне, сопит, дышит тяжело. Лицо красное, напряжённое, даже в темноте видно. Боль внутри нарастает, а он и не думает успокаиваться, всё грубее и резче его движения, всё сильнее сжимает моё плечо. Неужели это и есть любовь? Близость?
Валера застонал и обмяк, скатился на бок и лежал, закрыв глаза. Не так я себе представляла близость. А тут как у кошек — прыгнул, сделал своё дело, и к стороне.
Внизу всё горело, низ живота жгло, я боялась пошевелиться. Валера открыл глаза, сполз с постели, прошлёпал босыми ногами по полу на кухню. Я услышала, как он жадно пьёт воду, делая большие глотки. Потом вернулся и включил свет. От яркого света я прикрыла глаза руками. Он вдруг отбросил рывком одеяло, задрал мне халатик и увидел кровь на простыне, удивился:
— Ты целка, что ли? А я-то думаю, что-то тяжело идёт… прости, не разобрал.
Я от обиды и стыда чуть сквозь землю не провалилась. Я дура, берегла себя, хотела сохранить себя для единственного, ну хотя бы для того, кто проникнется, оценит, крепче любить будет. Слёзы хлынули сами собой.
Я прикрыться хотела, но Валера не дал, снова забрался на меня с недоброй улыбкой, вошёл грубо, одним движением. Как закончил, слез, одеяло на меня набросил, свет погасил, и пробубнил:
— Ну, что ревёшь? А ты чего хотела? Не понравилось? Ничего, привыкнешь, как распробуешь, за уши не оттащишь. Сама ещё просить будешь. В первый раз всегда так, не тушуйся. — Он похлопал меня по ноге, закрытой одеялом.
— Похмелиться нет ничего? Сушит…
Я помотала головой и отёрла слёзы. Сегодня буду спать, но завтра он пойдёт вон.
2
Проснулась я рано, ещё семи не было. Валера ушёл, закинув кружку с недопитым кофе в мойку. На столе в блюдце сиротливо лежал выкуренный бычок.
Как я не слышала его? Удивительно!
К сегодняшнему дню полагалось учить слова, делать упражнения по грамматике и готовиться к семинару по лексикологии. Ничего не было сделано. Я начала нервничать.
Выпив быстренько чаю с хлебом, я читала учебник, устроившись на кровати. Достала из стопки на тумбочке тетрадь с лексикой и продолжила уже устроившись на подоконнике.
На зарядке зарычал телефон. Что за смс поприходили?
Операции с банковской картой.
Бросилась к кошельку, в нем карточки не было, как и наличных.
Я позвонила в банк и заблокировала карту, вернее то, что на ней осталось — сорок пять рублей.
На карточке были все оставшиеся на неделю деньги.
Надо взять себя в руки. За квартиру оплачено. На проезд можно взять с кредитной карточки в приложении. В конце концов, зачем волноваться, если под кроватью лежит картошка, а на полке в холодильнике — банка с кабачковой икрой и треть банки тушенки. И это еще, если не считать свеклы, из которой, по правде говоря, я не знала, что приготовить.
Через пару часов я шагала по лестнице, направляясь в университет, совсем как солдат — боевым решительным маршем. Шагала и представляла, как вечером, если заявится Валера, выскажу ему всё и пригрожу заявлением в полицию. Должно его пронять!
Я не знаю, почему я не поехала на лифте. Я даже не проверила, работает ли он или торчит по своему обыкновению в темной шахте без движения. Наверное, я интуитивно понимала, что марш с шестого этажа немного успокоит меня. Все-таки в том, чтобы клокотать от злости, мало приятного. И действительно, на третьем этаже я почувствовала, что мне гораздо легче. Я начала надеяться, что, может быть, просто не открою ему дверь.
Как только я так подумала, моя нога соскользнула со ступеньки и как-то странно вывернулась. Я потеряла равновесие и пребольно шлепнулась попой. Из глаз брызнули слезы. Да что же это за день такой!
Я сидела на ступеньках и размазывала по щекам тушь, когда услышала, что с верхних этажей кто-то спускается. Понятное дело, мне не хотелось, чтобы меня видели такой вот зареванной мямлей. Я попыталась встать.
3
Ай-я-яй! — вскрикнула я и снова села на ступеньки.
Наступать на одну ногу было очень-очень больно.
Шаги приближались. Тяжелые, грузные. Теперь уже я понимала, что по лестнице шагает баба Настя.
Баба Настя жила на пятом этаже и редко спускалась во двор из-за своего веса, который мешал ходить. Продукты ей привозила дочь, чтобы баба Настя не ходила по магазинам. Балкона в квартире у неё не было, и изредка она выходила "подышать".
Через несколько секунд я убедилась в том, что это и была она.
— Мила, ты упала? — воскликнула баба Настя, тяжело дыша, свистя одышкой и округлив глаза.
— Я оступилась, — объяснила я.
— Ты наверно ногу сломала?
— Да нет, я просто ушиблась немного.
— А почему ты тогда здесь сидишь, — не унималась она— позвони кому, заберут тебя.
— Кто заберёт? — не поняла я, хотя в этот момент единственное, что меня интересовало, — так это, смогу ли я доковылять хотя бы до лифта.
Я снова попыталась встать. Острая боль пронзила ногу.
— Давай я возьму тебя за руку и проведу до хаты твоей!
Я засмеялась, несмотря на боль в ноге.
— Спасибо, сама доскочу! — я представила, как баба Настя ведёт меня за руку и мне снова стало смешно.
Баба Настя фыркнула — Как знаешь! — и поплыла дальше.
Опираясь на перила, я доковыляла до следующей лестничной площадки. К счастью, лифт работал.
Каждый мой шаг отзывался резкой болью в лодыжке.
Вызвав такси и еле допрыгав до машины, я поехала в травмпункт.
Добрый день, — робко прошелестела я под окошком регистратуры. — Я подвернула ногу на лестнице.
Я замолкла, не зная, что еще сказать.
Подав паспорт и полис в окошко, я ожидала приёма в кабинет. Врач-травматолог, пощупав ногу, послал на рентген.
И вот тут я заметила, что моя лодыжка увеличилась в размерах — безобразно распухла, если называть вещи своими именами.
После рентгена, осмотрев мои снимки, врач проводил меня в перевязочную, где мне наложили шины, гипс. Перелом наружной лодыжки с удобным положением отломков….. Сорок пять дней покоя Освобождение от занятий. Где взять костыли?
Уже дома, я присела на