озорные искорки. Понадеявшись на то, что старческая кровь не прельстит злодея, Арсений Назарович за ужином продолжил играть роль наивного глуповатого чудака. Жалуясь на плохой слух, то и дело повторял: “Ась, что вы сказали, любезный господин?” Сам же навострил уши, ловя каждый шорох. Откуда-то снизу, верно, из подвала, донесся слабый стон. Не тот, который женщины издают в пылу страсти, а похожий на призрачное завывание, протяжный, берущий за душу и вызывающий мурашки по всему телу.
Как и подобает упырю, граф не притронулся к закускам. Сказал, он только что вернулся из городской ресторации. После разведывательного ужина Арсений Назарович поспешил удалиться.
Впрочем, ненадолго отважный старик покинул владения соседа. Памятуя о том, как в молодости рубил саблей вражеских солдат, Арсений Назарович заточил острый осиновый кол и в солнечный полдень снова отправился к графу Бересневу. На сей раз не в бричке, а на своих двоих, пробирался огородами и кустами, будто юный пылкий любовник на свидание к деревенской красавице.
Слуга-сторож отлучился на городскую праздничную ярмарку. Упырь в доме один, и он будет мертвецом лежать в гробу до захода солнца. Надо лишь найти убежище и пронзить сердце кровопийцы осиновым колом. Тогда злодей будет окончательно убит.
Со слабеньким замком черного хода Арсений Назарович справился без труда. Где еще искать логово упыря, кроме как в темном сыром подвале? Туда и пробрался старик. Пройдя по темному коридору, отворил тяжелую железную дверь, и тут его чуть сердечный удар не хватил. До того жуткая картина предстала еще довольно зоркому взгляду. Подвешенные к железным крюкам, как скот на бойне, вдоль кирпичной стены висели обнаженные окровавленные девицы. Их тела были испещрены глубокими ранами. Три девушки были уже мертвы, а четвертая, та самая вчерашняя гостья, похожая на куртизанку, еще слабенько трепыхалась и стонала сквозь тряпку, которой ей заткнули рот.
Удивляясь откуда-то взявшейся юношеской прыти, не чувствуя привычной ломоты в спине и нытья под коленками, Арсений Назарович резво подскочил к девице, взял с полного пыточных инструментов стола острый скальпель и перерезал путы. Укрыв девицу поднятой с пола рогожей, старик вывел ее на свет. В доме раздался стук дверей. Проснулся граф-мучитель.
Не теряя ни минуты, Арсений Назарович поспешил в конюшню. На его счастье один из жеребцов был оседлан для хозяина. Усадив девушку впереди себя в седле, Арсений Назарович пустил коня в галоп. Давно не ездил он верхом, но выручила кавалерийская закалка. Быстро домчали до города и вскоре предстали перед ясными очами полицмейстера.
После краткого допроса чудом выжившую куртизанку отправили в больницу. Для ареста графа Береснева выслали десяток дюжих стражей порядка. Злодей попытался сбежать, хотел вновь уехать за границу, но был пойман вместе со слугой-сообщником.
– Примите мои глубочайшие извинения, дорогой Арсений Назарович, – полицмейстер поклонился старику. – Напрасно я не верил вашим письмам. В одном лишь вы чуток ошиблись. Береснев не упырь, а маниак. Садист. Тот еще кровопивец. Он получал удовольствие от страданий несчастных девиц. Ну ничего, вскоре отправится на виселицу. А вам за помощь следствию будет вручено денежное вознаграждение. Если бы не ваша бдительность, страшно представить, сколько еще девушек мог убить душегуб. Выражаю вам огромную благодарность от лица всего государства российского, которое с вашей помощью избавлено от чудовища в человеческом обличье.
На душе у старика было легко и беззаботно, он трогательно улыбался, глядя на давнего знакомого и радовался тому, что совершил свой, наверное, последний в жизни, подвиг.
