нужному человеку. Старец мыслил той правдой, в которую сам верил.
– Хорошо, – Старец откинулся в кресле, а затем снова протянул руку к ребенку. – И всё же я его посмотрю, если ты не против.
– Конечно.
Старец положил ладонь ребенку на живот, закрыл глаза. В следующий миг его тело прогнулось, будто ему в спину вонзили нож, лицо скривилось гримасой боли, а глаза под закрытыми веками стали беспорядочно метаться по сторонам. Старец сжал ладонь, вцепился грязными ногтями в белое одеяльце. Ребенок всплакнул. Затем Старец открыл рот, показывая сжатую челюсть коричневых зубов. Из легких вырвался хрип, он оторвал руку и открыл глаза.
По щекам потекли слёзы, сквозь белую пелену проступали сетки полопавшихся капилляров, Старец часто дышал и продолжал показывать сжатые до скрипа зубы. Обе руки впились в подлокотники, будто он хотел вырвать из них обивку.
– Что?!
– Его…, - процедил старик и посмотрел на ребенка. – Его нужно убить…
Старец снова закрыл глаза. Калейдоскоп увиденного пронёсся в воспоминаниях. Вся страна в крови. Мужчины и женщины. Старики и дети. Аристократы и простолюдины. Одиночки и целые семьи. Виновные и невинные. Бедные и богатые. Вооруженные и безоружные. Все купаются в крови. Тысячи и тысячи смертей прокатываются по стране волной цунами. Никакой жалости, ни капли сострадания. Конвейер несчетного количества смертей, будто забой на скотобойне, после которого остаётся холодящая пустота. Предвещается война таких размахов, которых мир ещё не видывал, и победителей в этой войне нету, лишь трупы.
И над всем этим стоит он… Один единственный человек, за спиной которого развивается герб семьи Яровых.
– Встав под знамёна Яровых, твой сын сотворит что-то очень ужасное, – Старец открыл глаза. – Прости, но я не могу этого допустить…
Старец схватил со стола вилку и направил мальчику в грудь. Вилка проделала полпути, зависла в воздухе, а затем упала на пол. Евгений ещё несколько секунд подержал переломанную шею Старца, а затем помог ему занять прежнюю позу на стуле. Окровавленные глаза под белесой пленкой навсегда уставились в потолок.
– ТЫ ЧТО НАТВОРИЛ?!!!
Евгений развернулся и расправил плечи, закрывая телом мальчика. В проходе стоял отец. Силовые потоки покидали его тело и преобразовывались в линии, дополняя тело человека чертами волка. Грива, уши, хвост, пасть, клыки и когти. Он увеличился в размерах в полтора раза и рухнул на четыре лапы, проламывая доски. За мерцанием силовых линий Евгений рассмотрел очертания отца. Тот походил на обычного человека, погруженного в робота-волка, только роль железной оболочки машины играли полупрозрачные силовые линии. Теперь Евгений увидел это своими глазами.
– Послушай! – крикнул Евгений, но понял, что разговаривать бесполезно.
Отец стал зверем, хищником. И пока хищник не прикончит свою жертву, человеческого в нём не появится.
Евгений прыгнул первым, смял отца в охапку, вылетел вместе с ним в коридор. За занавеской послышались звуки ударов, грохот ломающихся стен, хруст костей, волчий рёв. Чуть позже послышались крики, топот ног, выстрелы, ор и стоны раненных. Шум продолжался долго. То усиливался, то снижался, чередуясь волнами поднимающихся бойцов.
Малыш лежал на столике, разглядывал люстру. Блестящие стеклышки раскачивались и отбрасывали свет. Первое в жизни развлечение не на шутку его увлекло, но затем появился новый, куда более интересный объект – женская рука. Кто-то поднял его. Малыш почувствовал тепло и запах безопасности. Захотелось спать…
Глава 1. Не подарок
– Вот! – сказал Пауль и поднял Бублю очки.
Ого. Под глазом у Бориса переливался сине-фиолетовый фингал. Веки раздулись до размеров половинок спелого персика. И он был такой спелый, что аж трескался по излому, из которого вот-вот вылезет косточка – Бубля глаз.
– А?! – сказал Пауль и уставился на меня.
Похоже, это должно было меня впечатлить.
– Что случилось?
– Какой-то придурок за стекляшкой докопался, – сказал Бубль и опустил очки.
– Не какой-то придурок, а мудак Гориновский, – Пауль уселся на покрышку, закинул ногу на ногу и показал пальцем на Бубля. – Видишь, что они творят?!
На Пауле была белая майка и расстёгнутая олимпийка. Растрепанные волосы покрывала черная панама с эмблемой «street power». Он ещё ничего не сказал, но я уже догадывался, куда он клонит. Не интересно.
– И нахрена ты его сюда притащил? – спросил я.
– Что бы ты посмотрел! – он вскинул руки, как будто доказал мне что-то, о чём мы давно спорили.
Очередной вброс Пауля, даже если при этом пострадал Бубль, меня не касался. Они сами согласились играть в игры с Гориновым. Вот, пускай делят территории, строят друг другу подляны и бьют друг другу хари без меня.
Хотя Бубля было жалко. Пятнадцать лет, младше нас на два года. Пауль взял его в оборот и вертел как хотел.
– Ну получил и получил, – я пожал плечами. – Сходи к Фите, она тебя подлатает.
– Ага, – Бубль кивнул, посмотрел на Пауля. – Пойдём?
– Ник, я смотрю тебе вообще насрать, да?!
Пауль вскочил, отодвинул Бубля в сторону, встал напротив меня. Сила, собравшаяся в его руках, источила шарообразную ауру. Он стоял близко. Я чувствовал, как поля энергетической сферы покалывают мне в животе.
Я оглянулся. Если бы мой начальник из автосервиса увидел приколы Пауля, то поднял бы нехилый скандал. Мохов так боялся обников – сотрудников отдела по борьбе с незаконным использованием способностей, что без сомнения уволил бы меня за проделки Пауля, лишь бы не видеть использование силы вблизи его автосервиса. Но Мохов сидел в своей каморке, в боксе никого не было.
– Ты зачем пришёл? – спросил я.
– Твоего кореша отмудохали?! Так и будешь это хавать?!
– Я вообще-то работаю, а вам советую не ходить за границей, которую вы сами прочертили. Зашёл куда не надо – получил. Разве не об этом вы договаривались с Гориновым?
– Горинов, сука, ходит, где захочет! В первый раз мы оставили безнаказанным наезд на Миху возле бара, а сейчас простим ему это?! С каких пор ты стал таким мямлей, Ник? Не боишься, что в следующий раз они подловят где-нибудь тебя?
Пауль. Павел Каштанов. Разговоры наподобие этого случаются у нас примерно раз в неделю. Любой другой на его месте обозвал бы меня ссыклом и ушёл с гордо поднятой головой. Я бы только порадовался. Но Пауль всё никак меня не отпускал.
Тогда нам было по тринадцать. Наслаждение первыми волнами силы, способности, наивные мысли о том, что ты король мира, а пехи – твои подданные. Мы часто применяли силы. Я практиковался и научился использовать свою рассеянную способность не хуже, чем парни со сформированными.
Имена на улице завоёвывались через драки. Я своё заслужил. Никита Майоров по прозвищу
