Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
От подобных размышлений у меня буквально наворачивались на глаза слезы, а сон вместе с забвением никак не шел. Вот так я и лежал, мучимый неприятными мыслями, бесконечно ворочаясь, но бодрствуя. Не знаю, возможно, я и забывался короткими периодами сна, но днем был уверен, что так и не сомкнул глаз, из-за чего чувствовал себя с утра изможденным и разбитым. Мама подумала, что я простудился в лесу, и даже отвела в медпункт, но врачи ничего опасного у меня не выявили, а послеобеденный сон был сладостным избавлением не только от хандры, но и успокоил мою совесть.
Мне не хотелось испытывать что-то подобное в поездке на Бородинское поле, но именно так и случилось. Что еще хуже – место детского раскаянья прочно занял юношеский всепоглощающий страх. И это еще очень слабо сказано – скорее, даже леденящий душу ужас, который с тех пор не просто не покидал меня, а планомерно подпитывался, о чем речь впереди. А в тот момент я просто лежал, прислушиваясь к зловещему вою ветра и видя чернеющие колыхающиеся контуры стен и треугольного потолка палатки. Поразительно – такая кажущаяся весьма ненадежной конструкция, а как хорошо укрывает от непогоды.
От мыслей меня отвлек далекий пронзительный звук. Похоже на вой собаки, но вполне может быть и голосом человека. Интересно, кто в такое время бродит по полю и зачем? Это навело на неприятные мысли о том, что мне делать, если незнакомец заглянет в палатку с недобрыми намерениями: притвориться спящим или будить всех воплями? Хотя был еще один вариант – в рюкзаке у меня имелась с собой добротная немецкая финка, которую папа привез в прошлом году из поездки в ГДР. На верхушке ее деревянной лакированной рукоятки размещалось небольшое окошечко с компасом, и финка казалась просто полезным сувениром, если бы не длинное острое лезвие, скрывающееся в обтянутых темной кожей ножнах с широкими петельками для ремня. Конечно, это не было таким грозным оружием, как привезенная каким-то дальним маминым родственником с Севера финка, сделанная, по его уверениям, в одной из тюрем. Папа отвез ее на дачу, где она периодически использовалась по хозяйству, хотя мама сразу наотрез отказалась даже брать ее в руки. Однако вместе с элементом неожиданности я имел, пожалуй, весьма неплохие шансы если не убить, то серьезно травмировать потенциального агрессора. Только к чему все эти мысли? Смогу ли я воткнуть в человека нож? Если верить папе, то да. Он как-то внимательно посмотрел мне в глаза и произнес фразу, которую я запомнил на всю жизнь:
– Ты действительно можешь убить человека.
Я уже не помнил – почему у нас возник такой странный разговор, но сейчас это, несомненно, придавало уверенности. Однако мои руки не полезли торопливо в рюкзак, и я не затаился в готовности броситься на незваного гостя. Почему? Просто все это казалось глупым и нереальным. Да, в кино и мультфильмах часто были злодеи, с которыми расправлялись «правильные ребята», но в жизни мне встречаться ни с чем подобным не приходилось. Конечно, кое-кто из старшеклассников носил с собой ножи и даже вынимал их в школе из кармана пиджака, чтобы похвастаться, но этим все и ограничивалось. Максимум, на что были способны эти люди, – пошарить по карманам висящих в школьной раздевалке курток и украсть горсть мелочи или проездные талончики. Да и то очень скоро эта «проблемная» территория на первом этаже была обнесена металлической решеткой, и древняя бабушка-вахтерша бдительно следила за тем, чтобы никто подозрительный там не ошивался.
Звук, так меня обеспокоивший, больше не повторялся, но я продолжал тревожно прислушиваться, стараясь осторожно размять затекшие руки. Кто-то у противоположной стены палатки протяжно похрапывал, и от этого многие беспокойно ворочались, но не просыпались. Эх, счастливцы – сейчас бы и я с удовольствием спокойно спал и видел какие-нибудь приятные и беззаботные картинки, причудливо смешанные из фрагментов памяти, эмоций и чего-то такого, что человек не в силах осознать. А получается, прямо как у героев детского рассказа «Тук-тук-тук» – со страху в темноте чего только не померещится. Впрочем, я никогда особенно не боялся ночи, за редким исключением, когда читал перед сном что-нибудь из того же Эдгара По или смотрел по телевизору «Вий».
Когда в комнате гас свет, я переворачивался на живот и старался лежать как можно тише, ожидая в любой момент, что ко мне прикоснется зловещая ледяная рука. Даже желтеющая под дверью полоска света, говорящая о том, что родители еще сидят на кухне, успокаивала мало. Вот сейчас они уйдут к себе в комнату, погасят везде свет, и ничем не сдерживаемый ужас вырвется на свободу, чтобы растерзать нас всех. Когда становилось особенно страшно, я, пересиливая себя, медленно вставал и делал два шага к письменному столу. Да, риск оказаться прямо в объятиях какого-нибудь монстра был очень велик, но, если все проходило благополучно, я включал настольную лампу и сразу же пристально оглядывал комнату, убеждаясь, что все осталось неизменным. Потом подходил к книжному шкафу, зажимая пальцами и немного приподнимая, тихо открывал полку с любимыми произведениями Александра Дюма. Звук, при всех моих усилиях, все же был – неприятный и скребущий, но родители так ни разу и не поднялись, чтобы меня побеспокоить, хотя, возможно, что-то и слышали. Сжав в руках толстый том и ощущая прохладу, я аккуратно усаживался в крутящееся кресло, подоткнув под себя боком ноги, и погружался в чтение. Если не обращать внимания на зловещие тени, главной и самой страшной из которых была, разумеется, моя собственная – живая и огромная, я быстро успокаивался и начинал терять суть повествования. В общем-то, никакой проблемы здесь не было – все любимые книжки я перечел бессчетное количество раз и просто открывал их наугад, а вот вникать во что-то новое не любил. Хотя, чаще всего, это оказывались не менее интересные вещи.
Ограничиваясь, как правило, парой глав, возвращал том на место, выключал свет и опять оказывался в уютной постели. Было бы обманом утверждать, что после этого так сразу все кошмары растворялись в темноте, но становились как бы гораздо менее осязаемыми – словно герои книг, которые могут существовать только на шуршащих страницах и в клокочущей буйной фантазией голове. Именно так я воспринимал и происходящее вне стен палатки этой ночью, потому финка спокойно лежала в своих ножнах где-то в глубине рюкзака.
В какой-то момент рядом раздался шелестящий звук, словно кто-то пересыпал крупу. Пожалуй, нет, это не пересыпается что-то, а больше похоже на стремительные шаги по траве. Неужели некто идет прямо к нашей палатке? Меня пробила дрожь. Что меня ждет в этом странном рассвете? Кто пришел со стороны Бородинского поля? Чем все это закончится? Эти вопросы набатом звучали в голове, смешивались и, кажется, сгущаясь, образовывали высокую ограду, все явственнее отделявшую меня от реального мира и ведущую напрямую в собственный ужас. И это, как ни странно, заставляло желать, чтобы поскорее наступила та или другая развязка. Только не томительная неизвестность!
Глава II. О котенке
А теперь все снова тихо – только ветер, кажется, крепчает, и что-то периодически задевает палатку – наверное, раскачивающиеся ветки стоящих рядом деревьев. Вот и все, что вышло из моих страхов, только теперь, проникнув в сознание, они начали все больше материализоваться и рисовать ужасающие образы. Как же – послышалось. Глупости – такая наивная ложь не может успокоить даже маленького ребенка. На самом деле, разумеется, опасность совсем рядом – просто затаилась и ждет, пока я о ней забуду, чтобы нанести единственный, но смертельный удар. Пусть идет время и ничего не происходит – просто этот кошмар прекрасно знает, что нет ничего ужаснее, чем ожидание неизвестности, которая неумолимо принимает зловещий образ приближающейся смерти.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
