в ее мозг информация важна, а какую можно и забыть. Но сначала требуется сделать кое-что иное. И прежде всего — выжить…
— Дайте яблоко, — внезапно девочка, лежащая на столе, заговорила. — Быстрее, пожалуйста.
— Яблоко? — пожилой доктор больше удивился просьбе, чем тому, что девочка оказалась все же живой. — Но сейчас нет яблок…
— Яблочный сок? Любой сок? Сироп, наконец?
— У нас есть сироп шиповника, — изумленно произнесла сестра.
— Несите, двадцать грамм сиропа на восемьдесят воды. Побыстрее пожалуйста, иначе я не выживу. А я обязана выжить!
Врач с огромным изумлением и с радостью смотрел на эту бледную девочку, которая лежала на столе практически не шевелясь — и которая пыталась распоряжаться теми, кто не смог ее спасти. Точно не смог: он уже почти сорок лет проработал педиатром и успел повидать очень много. Слишком много для того, чтобы ошибиться в диагнозе — но он же ошибся! Он машинально перевел взгляд на часы, висящие на стене: с того момента, как сердце девочки остановилось, прошло почти восемь минут — и ведь все это время она не дышала! Нет, все же вероятно он слишком переутомился и чуть не совершил страшную ошибку…
Сестра, выбежавшая из палаты, уже вернулась со стаканом, наполовину наполненным коричневой жидкостью:
— Вот, девочка моя славная, выпей…
— Я не могу поднять голову. Пожалуйста, влейте мне сироп в рот маленькой ложкой… медленно пожалуйста…
Когда последняя капля исчезла во рту девочки, она глубоко вздохнула, прикрыла на несколько секунд глаза, а затем снова их открыла:
— Спасибо. Мне нужно давать этот сироп в той же дозировке каждые полтора часа, еще пять раз. А если вы найдете яблоко…
— Таня, — врач посмотрел уже листок, изображавший медицинскую карту, — сейчас нет яблок, сейчас зима… то есть уже весна наступила, но самая ранняя, — и ему показалось, что девочка вздрогнула.
— Откуда вы знаете мое имя?
— В карточке написано. Вот: Таня Серова. Татьяна Васильевна Серова.
— Понятно… Я постараюсь запомнить, спасибо. Какое сегодня число?
— Третье марта.
— А год?
— Ты что, не помнишь? Сорок третий. Тебя вывезли из Ленинграда…
— Что такое Ленинград?
— Город, в котором ты жила…. Ты что, и это забыла?
— Я все забыла. Я открыла глаза и поняла, что хочу яблоко… или сироп. А теперь… Я посплю немного.
— Хорошо, сейчас тебя отвезут в палату…
— Не надо меня трогать, у меня недостаточно энергии. Я посплю здесь, а после второй порции сиропа вы меня отвезите, — доктор обратил внимание, что девочка лежала вообще не шевелясь, да и говорила, едва приоткрыв рот.
— Хорошо.
Девочка закрыла глаза и врачу показалось, что она мгновенно заснула. А сестра, тронув его за рукав, тихо прошептала:
— Иван Михайлович, в какую палату? У нас везде только бойцы лежат, мужчины. Может ее в смотровую родильного отделения поместить? Мы ее быстро подготовим, там только кресло вынести и кровать поставить.
— Да, наверное вы правы. А я…
— А вы очень сильно устали. А сейчас других тяжелых нет, эшелон следующий только утром придет… вы бы тоже поспали, ну прямо здесь, на кушетке. И в случае чего девочке поможете…
— Таня — так Таня, — подумала Шэд, — надеюсь, сейчас это имя достаточно приличное. — Она не заснула, а просто лежала не шевелясь, стараясь сберечь энергию — но для того, чтобы думать, сироп дал энергии достаточно. Вообще-то Решатель предупреждал, что в «путешествии» в чужое тело одновременно с матрицей сознания закачивается энергии достаточно, чтобы организм мог автономно просуществовать до сорока минут и успеть переключиться на «жировые запасы» реципиента — но никто, очевидно, не ожидал, что матрицу загрузят в тело, умершее от голода, ни малейшими такими запасами не обладающее. Еще Шэд про себя усмехнулась странному совпадению: когда-то, еще до того, как в Системе появилась неуловимая террористка Шэдоу Бласс, там мирно жила и работала врач-регенератор Таня Ашфаль…
Дракон рассказывал, что Решатель четырнадцать циклов решал задачу о возможности переноса матрицы в чужое тело. То есть первоначальный результат он выдал еще в первом цикле, но Решатель не умеет думать, а всего лишь решает поставленную задачу — и Дракону потребовалось четырнадцать циклов для того, чтобы задачу сформулировать правильно. Матрица без проблем переносилась в то же самое тело (чем и пользовался Дракон несчетное количество раз), но чтобы ее перенести в другое… Мало того, что тело реципиента должно на генетическом уровне практически совпадать с телом донора, так еще и матрица реципиента должна быть предварительно очищена. То есть он — реципиент — должен умереть, но тело должно быть еще живо, а если мозг еще не очистился, то получившаяся ментальная химера теряла рассудок в течение максимум получаса — если просто не умирала. Обычно временной промежуток между ментальной смертью и физической составляет хорошо если несколько минут — но машина временных ограничений не имеет и в состоянии попасть куда нужно с точностью до миллионных долей секунды. Проблема не в этом, проблема в том, что подходящий реципиент должен не иметь критических травм, смертельных болезней, возрастных изменений, не говоря уже о генной совместимости — а такие попадаются крайне редко. Да и просто генетически совпадающих двойников тоже немного, но они все же есть: обычно один-два десятка на поколение землян — но почему-то они не любят умирать нужным способом. И только во время войн… но когда реципиент умер с голоду, то шансы выжить оказываются тоже не очень-то и велики.
Думала Шэд тоже очень неторопливо, чтобы беречь энергию, так что решить, повезло ей или нет, она так и не успела: сестра принесла ей второй стакан напитка. А когда последняя капля была выпита, Шэд поинтересовалась:
— Если можно, принесите мне список того, чем у вас в госпитале кормят пациентов: я должна выбрать оптимальную восстановительную диету.
— Девочка, у нас, к сожалению, не из чего выбирать. У нас есть хлеб, манка, пшенка, перловка. Еще овес есть, его для лошади осенью завезли, он не обмолоченный — но на кухне как-то научились и из него кашу варить и овсяный кисель. Есть крахмал и, слава богу, есть клюквенный кисель в брикетах — мы его добавляем к крахмалу и варим кисель раненым, правда, не очень часто. Когда война началась, завхоз наш бывший успел у всех в больнице деньги собрать и закупил в кооперации весь, который там был — но его совсем мало осталось… но, думаю, тебе его и отдадим: кому его еще беречь-то? Еще положены жиры — но это уж как повезет: когда есть, а когда их и нет. Но чаще есть, постное масло и иногда топленый животный жир, это по десять грамм в день на пациента положено. Из овощей есть капуста и картошка, иногда привозят морковь и лук. Репчатый.
— А чтобы пить? Сок там, сиропы…
— Девочка, а сиропа у нас больше нет. Говорят, что завтра может быть привезут… но они так говорят уже недели две. Может ты что-то другое хочешь?
— А что есть?
Сестра глубоко вздохнула:
— Про кисель я говорила уже. Хороший, клюквенный, с сахаром. Только сахара очень немного — но, думаю, если у выздоравливающих немножко попросить, специально для тебя…
— Кисель? Это что?
— Это напиток из сока ягод и крахмала, — ответил ей проснувшийся Иван Михайлович, — весьма питательный.
— Крахмал? — Шед задумалась. — Он до сахаров расщепляется в тонком кишечнике, а кишечник у меня почти не функционирует… пока. А есть спирт?
— Хорошо, что ты напомнила! — обрадовался доктор. — У нас есть замечательный кагор! Правда детям…
— Кагор — это вино?
— Да, из лучших сортов винограда. Обычно его дают тем, кто сдает кровь, и нашему госпиталю повезло: позавчера из Азербайджана по просьбе Байрамали Эльшановича его односельчане привезли почти двадцать бутылок. Это наш хирург, — зачем-то пояснил он. — Но я не знаю, можно ли его давать детям…
— Принесите, я попробую и отвечу на ваш вопрос. Если взрослым его можно употреблять, то и детям тоже можно, просто дозировки будут другие.
— Прасковья Ильинична, принесите бутылку… у Байрамли Эльшановича есть открытая, ну, из которой его односельчане угощали. Но тебе, Таня, мы дадим только чайную ложечку…
Результаты изучения собственного организма Шэд не очень порадовали. Печень — отвратительно, впрочем ее-то регенерировать не проблема: единственный орган у человека, регенерируемый без постороннего вмешательства. Желудок и кишечник — плохо, но пока терпимо, нужно только программу полного восстановления под имеющиеся продукты подгонять. Все остальное… врач, когда говорил о дистрофии, даже преуменьшил проблему — но в тринадцать лет все
