училищное начальство жестоко пресекало их, и нещадно выгоняло провинившихся. Но существование в училище после дома всё равно было довольно суровым, и иногда, после какой-нибудь трудной ситуации, возникало желание бросить всё и убежать домой, в школу. Были, конечно, и конфликты между собой, и драки тоже были. У меня на губе до сих пор отметина есть об одной из них. Но потом всё забывалось. Дух училища и гордость не давали смалодушничать, и мы продолжали своё морское образование. Я считаю до сих пор, что такая форма обучения и воспитания подростков самая эффективная. Почти все закончившие вышли в люди или, по крайней мере, не сгинули, ну а кто не выдерживал, потихоньку отсеивались по какой-либо причине. После первого курса была у нас замечательная практика на учебном судне «Запад» – парусно-моторной шхуне, которая теперь бесславно догнивает на Красной Пристани у морского музея, и ни у города, ни у других каких морских структур не хватило денег, чтобы хоть привести её в божеский вид как экспонат музея, хотя бы косметику какую. Я уж не говорю о полномасштабном ремонте как для судна. На ней мы постигали первые премудрости матроской жизни: учились стоять на руле, вязать узлы, плести маты, заращивать концы, стоять вахты, драить медяшку. Мутило нас почти всех страшно в первые штормы. Потом, к концу практики, примерно половина попривыкла и демонстративно, с гордостью доедала в шторм пайки тех, кто ещё не привык. На корме в хорошую погоду и на стоянках на Красной Пристани пели песни под гитару про любовь и тяжёлую морскую долю, ходили в город и впервые влюблялись, конечно.
После второго курса практика была уже на бывшем настоящем пассажирском теплоходе, переделанным в учебный. Назывался он «Александр Кучин» и тоже, как и «Запад» принадлежал АМУ. Ходили, в основном, по Белому морю, как и на «Западе», заходили в живописные заливы или, по-местному, губы Кандалакшского залива, собирали грибы и ягоды при высадке на шлюпке на берег. Также изучали разные морские премудрости, и после практики даже получили сертификаты матросов, вроде второго класса. Но с ними можно было уже работать на настоящих судах, что пригодилось нам после 3-го курса в 1973 году, когда мы пошли на практику уже на настоящие пароходы Северного морского пароходства, когда нам уже стукнуло по 18 лет, у меня уже появился паспорт моряка загранплавания. Тут вообще началась сплошная романтика. В те далёкие времена попасть за границу было почти невозможно. Ездили только дипломаты, артисты и делегации в основном, за небольшим исключением. Ещё были коллективные поездки в соц.страны, и все завидовали счастливчикам, попавшим в эти группы. Ну а мы заплывали в самые известные порты пресловутых капстран, сходили там на берег, и ещё деньги, хотя и небольшие, платили за работу на судах. Поэтому все практиканты изо всех сил пытались попасть на штатные должности на судах, чтобы не только поучиться, но ещё и немного заработать.
Я попал на прекрасное судно «Паланга» Северного морского пароходства, недавно построенное, года три или четыре ему было всего, и ещё на штатную должность пекаря. Я, конечно, сам ничего не пёк, но повару помогал это делать, и мыл котлы и противни, убирал камбуз. Правда, к сожалению, это продлилось недолго, в следующем советском порту прислали штатного пекаря, и я перешёл в практиканты. Но сильно не расстроился. Появилось больше свободного времени и возможность поучиться. Были и такие, которые не возвращались с практики после её окончания, так им нравилось работать в штате. Зачем дальше учиться, когда и так всё хорошо? Отчисляли из училища их конечно, но они по молодости не расстраивались. Может потом, повзрослев и обзаведясь семьями жалели, когда видели своих однокашников на штурманских должностях. Я таких встречал в своей жизни, правда не из нашего выпуска. Сначала бравировали, что мол зачем им эти карты, касса, ответственность. Ведь деньги у матроса и третьего помощника почти те же, а иногда и больше, если с доп. Работами. Но потом, по прошествии времени, когда эти третьи помощники уже становились старпомами и капитанами, думаю жалели, что поленились доучиться или вовремя перейти из матросов в штурмана. Первый иностранный свой порт помню, как сейчас. Это был Антверпен. Правда сойти на берег мне так и не удалось, но ребята матросы привезли мне с берега жвачки, которая была в те времена дефицит, запонки со стразами и нейлоновую рубашку c гюпюром – это был вообще писк. Потом были и Англия, и Куба с её прекрасными пляжами и длинными стоянками, и Канары, и Анзоры, и ещё чёрта в ступе и бог знает что, и везде уже ходил на берег, смотрел, купался в тёплом Карибском море, загорал на сказочных пляжах. После этой практики, в ноябре 1973 года, на дне рождения Вити Мохина, состоялось моё знакомство с Любой, которая была одной из его одноклассниц, приглашённых на это торжество. Знакомство оказалось судьбоносным, хотя всё развивалось не просто и довольно продолжительно. Свадьба состоялась только в октябре 1976 года, но зато до сих пор мы пока вместе. Если встречаемся с Мохиным за дружеским столом теперь, то я в шутку кидаю ему «предъяву», что это он во всём виноват.
Как бы хорошо ни было на практике, надо было возвращаться в училище. За время этой практики, а она была самая длинная, пришла уверенность, что выбор сделан правильно, что плавать трудно, но интересно, и главное – нравится. Потом, после 4-го курса, была ещё одна практика, где опять побывал и пекарем, и матросом, побороздил северные моря, побывал в Арктических портах: Игарка, Дудинка, Певек, Тикси и окончательно убедился, что что это всё мне по душе, интересно и долго не надоест.
После этой практики нас свозили ёще на Северный флот, в Полярный, на полтора месяца на стажировку. Ведь у нас была военная кафедра, и вместе с дипломом мы получали военный билет офицера запаса ВМФ. Рассадили нас по кораблям. Кое-кому, и мне в том числе, выпала удача даже выплыть за пределы Кольского залива и даже стрельнуть по летящим мишеням. Эта служба мне не понравилась, честно говоря, хотя тамошние командиры всячески расхваливали её преимущества. На одном корабле, рейдовом тральщике, оказались с Саней Дмитриевым, с которым ползали по острову Кильдин, фоткались там. Он впоследствии работал в Мурманском пароходстве, дорос до капитана и даже стал потом капитаном Мурманского порта. Кто бы мог подумать, что мы через 50 лет будем рыбачить в этих местах на его катере. Были, конечно, слабые попытки
