свой желтоватый халат и натянул перчатки по локоть, что посоветовал сделать и мне.
Под белым саваном с умиротворенным выражением лица лежал единственный сын Клэр. Когда-то он, вероятно, имел популярность у дам разных сословий, я был практически уверен, что за ним вереницей выстраивались девушки. Аристократичные черты лица, прямой нос и золотые кудри, как у матери, в совокупности создавали невинный образ. Только вот теперь он был искажен нелицеприятной смертью. Следы от крупной гематомы на лице все еще прослеживались, а на теле имелись хоть и вымытые, но гнилостные язвы.
— Мальчик умер около трех часов ночи тринадцатого числа. На лице гематома, скорее всего, от падения на землю или удара, мелкие ссадины и царапины появились уже после смерти. Местные из Крысиного квартала сняли с него все, что можно было продать, и только потом сообщили кэпмену. Умер от остановки сердца, — патологоанатом откинул саван, и стали видны гениталии жертвы. Несмотря на молодой возраст, они были в плачевном состоянии.
Девятнадцатилетний сын Пенгроувтов кололся, причем давно. Теперь понятно, почему обратились именно ко мне. Они не просто боялись, что будут сплетни о Мяте Молли, а о кое-чем похуже. Его отец основал фармацевтический фонд для помощи безнадежно больным, и вряд ли народ был рад услышать, что сын мистера Пенгроувта ширялся морфином, который поставлялся людям на последнем издыхании.
— Передозировка? — мой вопрос был логичным.
— Я тоже так решил, но, если присмотреться, этим следам больше недели. В крови обнаружена ударная доза Серого Веза, столько, что в месте укола, — он указал на черное пятно на внешней стороне бедра парня, — буквально разъело плоть и сосуды. Самостоятельно колоть себе столько, зная дозировки… маловероятно. В носу имеются остатки Мяты, видимо, был и алкоголь, но Вез убил почти все следы в его крови. Интоксикация привела к распаду сосудистой системы и остановке сердца. Умер он мучительно. Считаю, что это убийство.
Морщинистое лицо вампира приняло зловещее выражение. Сложно было понять: ему нравилось, какую работу он проделал и к каким выводам пришел, или же старик просто тащился от всего происходящего. Однако вампир был прав, это походило на убийство, уровень отличался от привычных заварушек в Крысином квартале, возможно, даже спланированный акт. Причем, сделал это тот, кто мог раздобыть Серый Вез.
— Вез был чистый? — спросил я у старика.
— Сложно сразу сказать, — патологоанатом пожевал губы в задумчивости, — я могу взять дополнительные анализы, но по тому, что видел — скорее всего чистый, примесей либо совсем нет, либо они минимальны.
— Ясно, спасибо, — я развернулся и направился к мусорному ведру, чтобы выкинуть провонявший моргом платок. Даже стирать его было бесполезно. — Я приведу кое-кого вечером. Ты будешь еще тут?
Вампир осклабился:
— Моя смена закончится через два дня, пушистый. А что, если твой человек проболтается? Пенгроувты кастрируют тебя, как обычного кота.
Я обернулся, вытаскивая из кармана совершенно обычный, металлический портсигар.
— Не бойся, клыкастый, она умеет хранить секреты.
С облегчением я затянулся и вышел из вонючего морга, но направился в еще более зловонное место. Крысиный квартал.
* * *
Все, что требовалось знать любому прибывшему в шумный Аркен туристу о Крысином квартале — сюда лучше не приходить, даже если это вопрос жизни и смерти. Местные барыги и воры вмиг раскусят приезжего и обдерут его как липку. И это если повезет.
Крысиный квартал имел четкие границы, не так как другие районы города. Те перетекали друг в друга незаметно и плавно, а самый злачный уголок Аркена встречал вас смердящим зловонием тухлой рыбы и речной сыростью. Мало кто решался ловить рыбу в Ливоте — главной реке города Аркен. Она была грязной настолько, что после прохладительного и не самого приятного окунания в ее недра можно подцепить полный букет заболеваний. И это в других кварталах города.
Здесь же, в Крысином квартале, река была загрязнена так, что весь нижний город вонял ее испарениями. Словно огромный канализационный рукав, она смердела летом и весной. Если выдавался удачный для местных ветреный день, то вонь уносило в другую часть Аркена.
Я с трудом понимал, как в этом квартале вообще могли жить люди и нелюди. Здесь располагались простые рабочие консервного завода или мануфактуры, бедные музыканты, игравшие в местных пабах по вечерам за пинту пива или стакан бренди, шлюхи всех мастей и рас, игровые барыги, наркоторговцы и просто умирающие наркоманы. Квартал состоял из нескольких улиц. И лишь по одной из них можно было пройтись без боязни провонять местной Ливотой. Улица Синих дам рассекала квартал поперек и была главной артерией всего преступного бизнеса.
После трех часов дня из всех щелей лилась музыка разной степени паршивости, а продажные женщины зазывали посидеть у них в кабаке, пабе или сауне.
Я шел в немытой толпе, по привычке обвив хвост вокруг ноги, чтобы черти не отдавили мне мамино наследство. Джинни говорила, что некоторых женщин заводило наличие у мужчины признаков полукровства. Лично она предпочитала мохнатых существ и часто сверкала передо мной глубоким декольте в надежде, что я поддамся. Только вот мой горький опыт гласил: не спи с подчиненными и коллегами — они разрушат всю твою работу. Женщины вообще любят многое рушить — еще один опыт, отдававший горечью.
Я выкурил очередную сигарету и сплюнул под ноги горькую от табака слюну. Нужный мне дом походил на результат работы пьяного архитектора и торчащих на Молли строителей. Неказистый, с выпирающими полукруглыми балконами, часть из которых давно отвалилась. Облицовочный кирпич уже утратил свою красоту и порос плющом и плесенью. Вглядевшись, я так и не смог понять есть ли в нужном мне окне свет. Дверь на балконе была приоткрыта, но не было понятно внутри ли хозяйка.
У входа в дом, прямо на крыльце, сидело несколько местных ребят. Все грязные, в рваных ботинках, они подсчитывали награбленное, вываливая его из карманов, и переругивались хлеще портовых рабочих. Ребята окинули меня подозрительным взглядом, но не стали приставать и просто отодвинулись в стороны.
— Мохнатый урод, — раздалось мне в спину, когда я уже поднимался по лестнице.
Грубость резанула по ушам, но это отребье ненавидело всех, и я вполне понимал причину. Родители бросили их еще маленькими или же придались алкоголю и наркотикам. Дети здесь не видели любви, лишь секс в публичных домах улицы Синих дам.
Я поднялся на второй этаж и замер у обшарпанной двери со значком клевера. Обычно в коридоре пахло травами и дешевыми духами, иногда мужским потом и сексом, теперь же воняло адреналином, кровью и смертью. К хозяйке я не
