наркоман начал напирать с удвоенной энергией.
Мне было трудно отбиваться, потому что он наносил частые удары в разных плоскостях и один из его ударов угодил мне в печень.
Я рухнул на одно колено.
— Ты что, совсем придурок? — девушка кричала на своего приятеля, стоящего с ножом в руке. Она уже встала и побежала прочь на подгибающихся ногах, не оглядываясь. Второй помог подняться третьему, и они тоже начали сваливать.
Я все еще стоял на одном колене и смотрел вслед удирающей троице, пока не почувствовал себя обессиленным.
По одежде растекалась теплая кровь. Я больше не пытался зажимать раны рукой.
Мне захотелось прилечь. Я лег и прислонился пылающей щекой к прохладному асфальту.
Я уже ничего слышал, все происходящее вокруг потускнело и затихло будто в немом кино.
Я лишь видел, как ко мне подступают мужчины и женщины. Некоторые из них стояли с открывающимися ртами. Видимо, что-то кричали. Я совсем не слышал слов.
Мне захотелось покоя. Я почувствовал жгучее желание закрыть глаза и не стал ему противиться.
* * *
— Молодой человек, очнитесь! Вы меня слышите, молодой человек? — чей-то голос гулким эхом отдавался где-то вдалеке.
Сначала в нос ударил резкий запах нашатыря.
Он был настолько сильным, что я инстинктивно дернул головой назад. Первой мыслью было удивление. Неужели я выжил? Я помнил, что лежал и умирал.
После такой кровопотери не выживают. Тот ублюдок бил со знанием дела. Он целил сначала в сердце со спины, а затем в печень. Чтобы наверняка замочить.
Сколько ударов в печень я получил? Пять? Шесть? Не меньше. Как же я мог так расслабиться? Подставил спину. Хотя я понимал, что моя вина в том, что просто не ожидал от той мрази такого коварства.
Я попытался открыть глаза. Я все еще лежал щекой на асфальте. Вторым забавным обстоятельством оказалось то, что я увидел перед своим лицом коричневые сандалии, надетые на бежевые носки. Это явно была ретро модель обуви, их обладатель имел странный вкус.
Не, ну я слышал, что есть девчонки, пищащие от винтажных, то есть старых, старинных вещей и украшений. Но чтобы таким увлекался мужик, я встречал первый раз.
Вряд ли он носил эти сандалии из-за низкого уровня дохода. Сейчас врачи на скорой получают более-менее нормальные деньги.
Во всяком случае они в состоянии себе позволить пару китайских кроссовок или тех же кроксов(* универсальная резиновая обувь, типа калош-тапочек без задника) так любимых медицинским персоналом в нашей стране.
Я попытался разглядеть врача скорой, который оказывал мне первую медицинскую помощь. Это был рыжий веснушчатый молодой человек, видимо, только окончивший медицинский ВУЗ.
Толпа, собравшаяся вокруг, не давала разглядеть куда свалили нападавшие и девушка. За их спинами виднелись кроны парковых деревьев.
— Ты открыл глаза! И это замечательно. Ты помнишь, что с тобой случилось?
Меня покоробило обращение на «ты». Сопляк!
Принял меня за бездомного или алкоголика. Определенно, воспитанием молодежи должна заниматься и семья, и школа. А вот когда они предоставлены сами себе, вот такое хамло и вырастает.
— Не «ты», а «вы». Я с тобой детей не крестил, чтобы мне тыкать.
Врач рассмеялся, он сидел передо мной на одном колене с фонендоскопом на шее.
— Капец, какой борзый! Ну хорошо, — он говорил мне тоном, делающим одолжение, — вы помните, что с вами произошло? Вы помните, как вас зовут?
Я уже начал понимать, что что-то тут не то. Доктор был одет не в синий медицинский костюм врача скорой: верх с треугольным вырезом и штанами.
А в какие-то затрапезные короткие шорты и светлую клетчатую рубашку. Поверх этой одежды был накинут обычный белый халат.
— Фельдшер, что ли?
— Чегоооо? — затянул парнишка.
— Ты медбрат спрашиваю?
Медицинский работник мне не ответил, он доставал допотопный ртутный тонометр для измерения давления и секундомер.
И тут я обратил внимание на карету скорой помощи. Она блестела свежей краской, выглядела, как новенькая. Но это была странная модель с необычной расцветкой.
Белая с красной полосой, но крест в другой стилистике. Я не мог точно сформулировать что именно не так. Я покопался в памяти, пытаясь вспомнить марку автомобиля.
Я посмотрел на номера. Они были черного цвета.
— Доктор, вы военные? — я непонимающим взглядом оглядывался на людей, которые стояли рядом.
Он поцокал языком и потребовал, что бы я лежал смирно пока он меряет давление.
— Значит, что было, мы не помним, как нас зовут, мы тоже не помним. Зато присутствует проявление бреда и бессвязного мышления.
Вдруг из-за спины одного из зевак выступила хорошенькая молоденькая девушка лет семнадцати-восемнадцати и обратилась к врачу:
— Доктор, да это Макс Бодров, Максим его зовут. Он с этими подрался… С дружками Медведя. Они на него за толпой тут в парке навалили, после кино.
— Какого Медведя?
— Игоря Медведева из параллельного класса.
— А ты откуда знаешь?
— Так это он из-за меня. Меня Макс в кино пригласил.
— Что смотрели? — флегматично поинтересовался доктор, пристраивая манжету мне на руку и тут же попросил ее немного помолчать.
Сначала я подумал, что речь идет о ком-то другом. Может об одном из наркоманов, которые схлестнулись со мной, но потом я слегка ошалел от услышанного.
— Сто двадцать на восемьдесят. Давление пионерское. Пульс шестьдесят два, как у космонавта. Жить будет твой Макс, только сотрясение у него. Мы его в больницу заберем. Так что смотрели в кинотеатре?
— Бельмондо. «Кто есть кто» смотрели, — растерянно ответила девушка, — как в больницу?
— Вот так. В больницу.Телефон его домашний знаешь?
Я разглядывал собеседницу доктора. Да она не просто хорошенькая — она просто обалденная. Красивое лицо с карими глазами. Очень тонкие и плавные линии фигуры, привлекательные загорелые стройные ноги, небольшая стоячая грудь, пышущая здоровьем.
Её внешность, как бы ежесекундно сигнализировала в окружающему миру о том, что существуют девушки, близкие к идеалу. Чувствовалось, что девушка знает о своей привлекательности, но воспринимает её абсолютно спокойно.
Без женского жеманства и кокетливости. Она не строила глазки мужчинам, чтобы понравиться. Она знала, что она им нравится. И в этом была такая огромная концентрация женственности, что невольно притягивала к ней внимание окружающих зевак, больше чем ко мне.
Я сам засмотрелся на нее, упиваясь ее естественной красотой без всякой задней мысли. В голове мелькнула мысль о том, что я гожусь ей в отцы.
Девушка кивнула и полезла в маленькую дамскую полукруглую сумочку с широким ремешком, висящую у нее прямо подмышкой. Немного порывшись, она достала маленький блокнотик — записную книжку.
Перелистнув пару страниц, она обратилась к доктору:
— Вот, запишите?
Он уже уложил свои медицинские приборы: тонометр для измерения давления и секундомер обратно в чемоданчик. Затем извлек из заднего кармана записную книжку такого же маленького формата.
— Диктуй…
— Шесть-четыре, семь-четыре, восемь-два.
— Как говоришь его? Макс Бодров?
— Да, вообще-то он по паспорту Максим, но так-то все поймут.
— Запиши мой на всякий, — он дождался пока девушка нашла в сумочке ручку и продиктовал свой номер, — Смирнов Петр Сергеевич, врач Скорой Помощи. Как зовут тебя?
— Виктория Рерих.
— А кто ты ему Виктория Рерих? Невеста? — спросил доктор, захлопываю свою книжечку и убирая ее в карман, — я позвоню и сообщу его родным.
— Ну уж, скажете доктор, невеста. Одноклассники мы. Я тоже его деду позвоню.
Я наблюдал за этой сценой с большим недоумением. Мне было немного неприятно от того, что при мне, лежащим на земле, обсуждали чужие отношения.
Не очень было понятно почему они записывали странные шестизначные номера телефонов в книжечки, а не в мобильники.
И тут меня осенила догадка. Вариантов было ровно два. Или у меня поехала крыша и всё, что я сейчас вижу — это действительно бред или настоящая галлюцинация.
Или… Да, нет не может такого быть.
Я еще раз пристально посмотрел на окружающую меня толпу и утвердился в своем подозрении. Странно одетые люди. Можно сказать, что выглядят они как-то старомодно. Как в кино или на старых фотографиях из СССР.
Я догадывался о происшедшем потому что понимал, что, глядя на свои руки, ноги и тело я вижу чужие конечности. Не мои.
Ни по форме — те, которые я видел сейчас были меньше и тоньше. Ни по цвету и густоте волосяного покрова. Предплечья и бицепсы были тоньше, похожие на мои, но все же это были другие руки.
Я так же не видел ножевых ран, нанесенных наркоманом и своей крови на асфальте, а я помню, как она растекалась лужей. Я не идиот, чтобы
