сказал он, словно извиняясь, – после того разговора с тобой я долго думал. И про музыку тоже. Но это не совсем мне подходит. И вот несколько дней назад меня осенило.
Я недоумённо разглядывал протянутые мне листки. Это были распечатанные фотографии.
– Я шёл как-то раз с кафедры, – продолжал он. – И заметил, как красиво падает свет сквозь листву. Выбрал точку, сфотографировал. Результат понравился. И вот теперь снимаю. Каждый день пытаюсь найти что-нибудь новое, интересное. Это затягивает.
Я просмотрел фотографии. Не сказать, что я был сильно впечатлён, но ракурсы Слава выбирал удачные. Обычная тропинка, сфотографированная им, выглядела как сказочная дорога, вымощенная жёлтым кирпичом. Птица, сидящая на заборе, казалась таинственной и зловещей. В общем, снимать у Славы получалось неплохо. Похвалив снимки, я удалился, но с тех пор Слава частенько стучался ко мне в комнату, чтобы продемонстрировать новую порцию.
– Извини, – говорил он, застав меня в обнимку с голой девицей. – Я не знал, что ты не один.
– Да ей всё равно уже пора уходить, – отвечал я. – Давай, показывай.
Слава как фотограф, несомненно, рос на глазах.
– Ты молодец, – говорил я ему. – Вот здесь ты сфоткал стену. Вроде бы стена и стена. Но на твоём снимке видно, что на ней есть какой-то причудливый незначительный изгиб. Никто бы и не заметил, а ты заметил. И от этого снимок кажется каким-то откровением.
– Ну, – отвечал Слава, – понимаешь… Для нас этот изгиб, может, и кажется незначительным, а для самой стены – кто знает? Вот если бы у тебя на позвоночнике был такой же изгиб, ты бы наверняка его почувствовал. И не мог бы не обращать на него внимания.
Когда он мне это сказал, мне и вправду стало немного не по себе. Я представил, что у меня с позвоночником что-то не в порядке, и от этого… Да нет, на самом деле я через минуту обо всём забыл.
В очередной визит Славы я спросил его, почему он снимает только на телефон. Ведь снимки точно выиграли бы, если бы он делал их на нормальную зеркалку.
– Я думал об этом, – сказал Слава. – Даже чуть не купил. Но, во-первых, денег жалко, а во-вторых… Я же снимаю просто по пути с работы. Не стану я с собой тяжёлую камеру таскать. А телефон всё время под рукой.
– А почему бы тебе ещё где-то не поснимать? – спрашивал я. – Съездил бы специально куда-нибудь в красивое место.
– Пробовал, – отмахнулся Слава. – Ездил как-то в парк. Не то. Понимаешь, я тут всё время вынужден на одних и тех же местах выискивать нечто новое. Взглянуть на свою дорогу от учебного корпуса до общаги с какой-то новой стороны. А в парке всё банально. Цветочки, улыбающиеся люди. Нет работы для мозга. Скукота.
И я понимал, что Слава прав. Он каждый день снимал примерно одно и то же, но всё время открывал новые грани привычных вещей. То снимет дерево сверху, из окна. То выберет момент, когда освещение нарисует на дорожке необычные, таинственные контуры.
– А это что? – спрашивал я.
– Сам не понимаю, – отвечал Слава. – Тут я витрину магазина фотографировал. Вернее, отражение в ней. И на снимке видно, что в отражении здание совсем не такое, как на самом деле. И окно другой формы, и здесь странный карниз. Я думаю, то ли свет так упал, то ли стекло слегка кривое. Если честно, даже не знаю, как объяснить. Но согласись – ведь красиво получилось?
Я соглашался. Слава и вправду снимал красиво. Он наработал множество своеобразных приёмов и техник, благодаря которым его снимки выглядели оригинально и интересно. Например, он любил фотографировать группу хаотично разбросанных предметов, выбирая из них один, который помещал в центр кадра. Он словно бы снимал с точки зрения этого предмета. Получалось, что, скажем, в мусорном баке именно этот журнал – центр Вселенной, и он расположен закономерно и гармонично, а вокруг – сумбур и хаос. Или, наоборот, Слава вдруг выбирал неожиданный угол, под которым привычный предмет было невозможно узнать.
– А это где? – спрашивал я, разглядывая на снимке внушительную лестницу.
– А, – отмахивался Слава. – Это же просто крылечко на входе в общагу.
– Да? – удивлялся я. – Я всегда думал, что там только пара ступенек…
Я сам, в те редкие дни, когда выбирался на улицу, пытался снимать на свой телефон. И стал снимать лучше, применяя те приёмы, которые видел у Славы. Но мне до него было далеко. В одних и тех же предметах он каждый раз умудрялся находить нечто такое, что трогало, поражало, заставляло переживать. Он снимал, в общем-то, всякую ерунду – трещину на асфальте, криво поставленную урну, здание в полутьме, но при его способностях снимки получались наполненными неким тайным смыслом.
– Это же моё окно, – сказал я.
– Да, – кивнул Слава. – Я снизу снимал, в дождь. Свет долго пытался подобрать.
Окно выглядело жалко, убого. Казалось, что это глаз, на который навернулась слеза. И от этого становилось по-настоящему грустно.
Я несколько раз пытался уговорить Славу обнародовать снимки, поучаствовать в каком-нибудь конкурсе. Максимум, чего добился – Слава завёл страничку в Интернете и выкладывал туда лучшее. Нерегулярно, иногда. Я не понимал этого пренебрежения к собственному таланту. Я бы на его месте… Но, как я уже сказал, моей силы воли не хватало даже как следует заняться кандидатской.
Как-то раз мне было особенно худо. Должно быть, предыдущим вечером я выпил слишком много даже по моим меркам, и теперь с трудом мог встать. Принял таблетку, опустошил бутылку воды, но всё ещё страдал от сушняка и головной боли. В дверь постучали, и я по характерной робости стука догадался, что это Слава.
– Да, – сказал я. – Входи.
Он вошёл, сел. И непривычно долго молчал.
– Слушай, – сказал он, наконец. – Я хочу тебе показать один снимок. А ты скажи мне, что это.
Он протянул листок. Я посмотрел, хмыкнул.
– Какие-то пятна, – сказал я. – Не пойму.
– Нет, – сказал он. – Не пятна. Ты внимательнее посмотри.
Я смотрел, но всё ещё не понимал.
– Я каждый раз пытался найти что-нибудь новое, – сказал Слава. – И, наверно, у меня стало это получаться слишком хорошо. Я сейчас проходил мимо автобусной установки. И чисто на автомате заметил вот это. Подумал, что это ещё не снимал. Выбрал ракурс, сфотографировал, и только потом понял, что снимаю.
Должно быть, рассматривание фотографий Славы тоже что-нибудь да означало. Наверно, я тоже под его влиянием немного привык выискивать в предметах нечто новое. И поэтому через несколько секунд я понял, что изображено на фотографии.