ночам приходила, смотрела на него с укором.
— Совесть тебя мучает, Микита, а совесть — сие глас Божий. А как её успокоить? Только искренним раскаяньем и муками.
Никита вздохнул и горестно спросил:
— Что же душа барыни не успокоится никак? И молюсь за неё и свечки ставлю?
— Пути господни неисповедимы, видать и барыня не без греха. Что ты о её жизни знаешь? Ничего.
— Так делать-то что, батюшка?
— Благословляю тебя идти в суд, Микита, — посоветовал священник, — на дыбе повисишь, не без этого, плетей отведаешь, кандалами позвенишь. Не обязательно в Оренбург отправят, могут и в Рогервик, есть такой город на Балтийском море, там камень ломают. М́́у́ку примешь, Микита, глядишь, барыня от тебя и отстанет. Иди, Микита, Господь милостив.
Судья был удивлён до крайности.
— Азарьеву? Так её ребятки Ваньки Коршуна убили. На расспросе-то они упирались, а под пыткой всё рассказали. Да и возок её с лошадкой на базаре обнаружили. От них человек продавал. Мозги у тебя набекрень, мужик, не иначе. А ну-ка, ребятки, не в службу, а в дружбу, дайте ему двадцать плетей, авось у него мозги назад встанут и будет знать, как людей от службы государевой отвлекать.
Никите отвесили двадцать плетей и хороший пинок. Шёл он домой, понурив голову, и чуял барыню за своей спиной. Ночами барыня не приходила, дала выздороветь от плетей, а как только раны зажили опять появилась.
Сельский священник тоже был несказанно удивлён.
— Вот так просто и отпустили? Чудные дела твои, Господи. Не отчаивайся, Микита. Преступил закон, не отчаивайся, но опять восставай, примись за тот же труд и непременно останешься победителем.
— О Господи, да каким победителем, батюшка? Вон она за вами стоит, барыня-то мёртвая. Куда же мне идти за наказанием, к императрице что ли?
— К ней. К матушке нашей Екатерине Алексеевне, в город Санкт-Петербург. Деньги на дорогу есть?
— Есть.
— Вот и славно. Челобитную напишем и благословлю тебя в дорогу.
А почему бы не съездить? Какое хозяйство у бобыля? Никакое, ничего его не держит, никакой скотины нет, даже кошки. А паспорт есть, барин выправил, чтобы в Москву на рынок ездил беспрепятственно, колёса свои продавал.
До Петербурга Никита доехал — слава Богу, да только по летней поре императрицы в городе не оказалось, в Царском Селе она. Пришлось туда идти.
Императрица Екатерина Алексеевна садилась в карету, граф Кирилл Григорьевич Разумовский подал ей руку, как вдруг из толпы зевак, собравшуюся посмотреть на государыню, прорвался крестьянин, сходу бухнулся на колени, прямо в пыль, а в вытянутых руках его белела бумага.
— Не погуби, матушка! — отчаянно крикнул он.
Екатерина Алексеевна приняла бумагу, бегло прочитала её, удивлённо приподняла брови и приказала:
— Подержите в карауле его до моего возвращения.
Из-за спины императрицы на Никиту с жалостью смотрела мёртвая барыня.
Вечером, прочитав ещё несколько раз челобитную, Екатерина Алексеевна долго думала, стоя у окна, а потом потребовала к себе Степана Ивановича Шешковского.
Вскоре перед императрицей пристал небольшого росточка худощавый человечек с холодным и умным взором. Перед этим человеком трепетал весь Санкт-Петербург, уж на что бунтовщик и вор Емелька Пугачёв думал, что никого на свете не боится, ан нет, ошибся казак, Степан Иванович умел внушить страх и заставить уважать себя.
Покойный муж Екатерины Алексеевны, император Пётр Фёдорович своим указом уничтожил тайную канцелярию, другими словами тайную политическую полицию, но взойдя на престол императрица возродила её. Без всякого указа, сама по себе возникла тайная экспедиция, а возглавил её Шешковский. Ну, а как власти обойтись без политического сыска?
— Степан Иванович, прочти сию бумагу, — сказала Екатерина Алексеевна, — и скажи своё мнение. Я знаю, что ты особый дар имеешь понимать простых людей и до точности доводишь труднейшие разбирательства. А сему крестьянину не даёт покоя мёртвая барыня ни днём ни ночью.
Шешковский внимательно прочитал челобитную Никиты Колесникова.
— Могу к себе забрать сего бедолагу. Ручаюсь, что он навсегда забудет свою мёртвую барыню.
— Да знаю я, как ты, Степан Иванович, — улыбнулась, императрица, — кнутобойничаешь помаленечку. Я вот думаю учредить совестный суд на основании естественной справедливости, чтобы судья судил, руководствуясь голосом сердца, а также человеколюбием и почтением к особе ближнего своего. Этот крестьянин явно невменяем. Можно ли его судить обычным судом? А сколько таких по России? Сколько совершается преступлений при особо неблагоприятных стечениях обстоятельств? Драки по пьяному делу из-за дурацкого русского ухарства вплоть до мёртвого тела? Случается, что убивают, только не со зла и не по злому умыслу. Суды наши завалены делами о колдовстве, о разделе имущества и прочей мелочи. Надо их разгрузить.
— Так-то оно так, матушка, на деревне так и говорят: как судить будем, по закону али по справедливости?
— Вот видишь! Глас народа.
— Да баловство всё это, матушка. Вменяем этот мужик или не вменяем, а всё равно он убийца. И наказать его придётся.
— Нет, Степан Иванович, — возразила императрица, — как его Господь наказал, нам его так не наказать. Не подвластен он нам и мёртвая барыня останется при крестьянине до конца его дней. Суд совести самый суровый суд в мире.
И, немного подумав, Екатерина Алексеевна добавила, обращаясь к секретарю:
— Выдать Никите Аникееву сыну Колесникову пятьдесят рублей на дорогу и ещё сто рублей на жизнь. Как Господь его наказал, страшнее его никто не накажет.
08.04.2022 г.
