вижу, как ее грудь поднимается и опускается под скромной рубашкой. Вижу, как трепещет ее пульс в милой впадинке на шее.
— Все, что вы мне скажете, конфиденциально, — говорит она. — Не будет использовано против вас в судебном разбирательстве.
— Это словно закрывать дверь сарая после того, как лошадь убежала, — говорю я. — Я отбываю пожизненный срок.
— Да, — говорит Клэр, слегка сжимая кончиками пальцев папку из плотной бумаги, в которой, несомненно, содержатся записи обо всех моих проступках. То есть все те, о которых они узнали. — За убийство вашей невесты, Роксаны Магуайр.
— Я не хочу говорить об этом, — огрызаюсь я грубее, чем намеревался.
— Нам не обязательно говорить об этом сегодня, — говорит Клэр, делая небольшое ударение на слове «сегодня», подразумевая, что к этой теме она обязательно вернется в будущем.
Ей не понравится ответ, который она получит, если попытается.
Неудержимо ее взгляд притягивается к моим массивным рукам, сложенным на столе. Толстые, мозолистые пальцы. Татуировки на костяшках и тыльной стороне ладоней. Ее глаза блуждают по моим сильно испещренным венами предплечьям, а затем по бицепсам, которые растягивают тюремную форму размера XXXL.
Слова в этой папке, должно быть, эхом отдаются у нее в голове.
Подверглась сексуальному насилию…
Череп, проломленный винной бутылкой…
Причина смерти: удушение…
— Разве это не мешает на работе быть красивой? — спрашиваю я ее.
Она шумно выдыхает, наполовину не веря, наполовину взволнованная.
— Я не… пожалуйста, не пытайтесь манипулировать мной с помощью лести.
— Я не льщу. Ты потрясающая женщина, пытаешься работать с убийцами и насильниками. Хочешь сказать, это не отвлекает?
Она хмурится.
— Нет никаких проблем.
— Это невозможно.
Теперь она выглядит почти сердитой.
— Во мне нет ничего особенного, — прямо говорит она.
Я не знаю, почему она так упорно считает себя некрасивой — возможно, у нее нет очевидной броскости, присущей женщинам определенного типа, но красота Клэр тем более сильна своей утонченностью. Нежность и сияние кожи, как будто малейшее прикосновение может оставить на ней синяки… большие темные глаза, такие влажные, что кажутся почти полными слез…
Из-за этой хрупкости я хочу делать с ней ужасные вещи.
И также сильно хочу защитить ее. Она как маленькая птичка, которая могла бы поместиться в моей ладони… Соловей, поющий только для меня…
— Не скромничай. Ты видела, как мужчины смотрят на тебя. Скажи правду, Клэр.
Она прикусывает уголок губы, раздраженная тем, что я назвал ее по имени, и моим командным тоном.
Тем не менее, я вижу, как этот тон овладевает ею, заставляя ответить.
— Мужчины всегда пялятся на женщин, — говорит она.
— Они больше пялятся на тебя… хотя что тут удивительного?
— Мистер Рогов, — резко говорит она. — Я же сказала, мы здесь не для того, чтобы обсуждать меня.
— Помню, — говорю я.
Но думаю, что она будет обсуждать себя, если я подтолкну ее. Потому что, как бы мисс Найтингейл ни старалась быть строгой, сохранять профессионализм, я вижу правду за ее тонким фасадом. Я вижу, как она вздрагивает, когда я лаю, как она извивается под моим пристальным взглядом. Как ее глаза вспыхивают, встречаясь с моими, когда я говорю более мягким тоном, и как ее щеки розовеют, когда я делаю комплименты. Клэр была воспитана в уважении к авторитетам.
— Как именно ты планируешь меня реабилитировать? — спрашиваю я.
Кончик ее языка высовывается, увлажняя бледные губы.
— Часто бывает полезно изучить, существует ли глубинная психиатрическая проблема, которая может способствовать негативному поведению. Мы можем провести тесты, чтобы определить, может ли шизофрения или депрессия…
— Я не сумасшедший, — говорю я категорично.
— Психическое здоровье — это целый спектр, — говорит она. — Нет четкой границы между психическими заболеваниями и здоровым, рациональным умом. И в любом случае, даже без диагноза, я все равно могу помочь понять ваши триггеры и скорректировать ваше поведение.
— Правда? — говорю я. — И скольким заключенным ты помогла таким образом?
Она ерзает на своем месте.
— Это не совсем…
— Как долго ты здесь работаешь? — требую я.
Я услышал, как она запнулась. Я чертовски уверен, что она собиралась признать, что я был ее первым пациентом.
— Я новичок в этой тюрьме, — говорит она с отважной попыткой сохранить достоинство. — Но уверяю вас, я полностью лицензированный психолог с…
— Да? — смеюсь я. — Когда ты получила лицензию? Чернила то высохли?
Клэр делает медленный вдох, пытаясь избавиться от моих насмешек.
Это не работает. Когда она собирается открыть мою папку, ее рука дергается, и ручка падает на пол.
Это остается между нами.
Она сильно наклоняется со своего стула, чтобы поднять ее, длинная прядь блестящих темных волос соскальзывает с плеча и свисает на грязный ковер.
Она хватает ручку и снова подтягивается.
Когда она поднимается, я бросаюсь вперед, натягивая цепь. Хватаю прядь волос и крепко наматываю ее на руку, рывком поднимая ее со стула и подтягивая к себе. У меня не так много места для маневра, но даже закованный в цепи, я с легкостью одолеваю ее.
Я притягиваю ее полностью в кольцо своей правой руки, моя рука запутывается в ее волосах, пальцы сжимаются у основания ее шеи. Ее миниатюрное тельце прижимается к моей груди. Мы смотрим друг другу в глаза, нос к носу, моя другая рука зажимает ей рот.
В этом положении я мог бы поцеловать ее или задушить с таким же минимальным усилием.
— Вот как я понял, что ты гребаный любитель, — рычу я, глядя в испуганные глаза. — Потому что профессионал не распускает волосы и не берет ручку. Черт, я сомневаюсь, что они поднесли бы ручку ближе чем на сто футов к такому человеку, как я. Они бы знали, что я могу проткнуть глаз быстрее, чем они успеют моргнуть.
Все ее тело дрожит. Слезы блестят в уголках больших темных глаз.
К ее чести, она не кричит и не пытается сопротивляться. Она знает, что это бессмысленно.
Она чувствует, как моя рука обнимает ее. Она знает, что я мог бы сломать ей позвоночник прежде, чем охранники смогли бы пройти через эту дверь.
Она смотрит мне в глаза, что-то ища. Может быть, какую-то искру человечности. Может быть, какой-то намек на ужасную судьбу, уготованную ей.
Она не найдет того, что ищет.
Я рычу:
— Считай, что ты предупреждена. Я не гребаный социальный эксперимент. Я не буду исправляться. Я преступник. Чудовище. Убийца. Я был таким и всегда буду.
Она тяжело дышит, не в силах скрыть, как дрожит и задыхается в моих объятиях. Она напугана, унижена, изо всех сил старается не разрыдаться.
Она думает, что может проводить на мне тесты. Что ж, прямо
