из тех, кого отправили сюда и в находящийся здесь спецгоспиталь по постановлению Государственного Комитета обороны относились к офицерскому составу.
И конечно я не могла предположить, какую роль сыграет в моей жизни постановление за номером девять тысяч восемьсот девяносто восемь.
Глава 2.
Похороны сестры к удивлению не оставили тяжёлого ощущения утраты. Светлая грусть, понимание, что одной из опор моего мира больше нет. Наверное, мне будет не хватать её спокойствия и сдержанности, её строгости и умения в самый сложный момент собраться и сконцентрироваться на главном.
Я никогда не рассказывала ей, но мне хотелось бы хотя бы однажды поработать с ней вместе. Но с пятьдесят третьего года мы оказались с ней в разных ведомствах. Она ушла по линии безопасности, что было логично для разведчика. А я боролась за порядок внутри страны.
Погружëнная в свои мысли, я пропустила появление гостя. К новому хозяину дачи сестры зашёл кто-то из знакомых. С интересом наблюдала, что Олегу Павловичу, известному среди "уважаемых" людей как Лесоруб, выражают соболезнования.
— Вы не подумайте чего, — подошёл он ко мне. — Просто все считали, что Анна Тимофеевна мне родня. Тётка или бабушка там.
— Так и хорошо, что так считали. Думаю, Анна это тоже понимала. Может и последние годы для неё прошли спокойнее из-за этого убеждения окружающих, — улыбнулась я, давая понять, что ничего против я не имею. — А это что за порода такая? Я похожих только в Туркменистане видела.
— Оттуда и есть, Гарик их разводит. Алабай. Сюда кобеля на вязку возил, вот щенков смотрит. — Ответил мне Лесоруб, наблюдая за тем, как Алька с разрешения хозяина собаки, угощает пса. — Гарик, ты смотри, чтобы твоё чудовище чего не сотворило!
— Ты зачем глупости говоришь? — засмеялся хозяин пса. — Хан у нас воспитанный, вон смотри, благодарит за угощение.
— А чего он вертится? — волновался Олег Павлович.
— Так во всей красе себя показывает, статью хвалится! Думаешь часто на него красивые девушки с таким восторгом смотрят? — спокойно наблюдал за псом и Алькой гость.
— Да он же обалденный! — сверкала глазами лисёнок. — О! Он мне лапу дал!
— Счастья-то сколько, собака лапу дала, — фыркнул вышедший на улицу Костя.
— Так завёл бы дочери щенка, если она от собак так млеет, — присоединился к разговору Гормоза.
Младший племянник только скривился, но ничего не сказал. Зато вечером, когда Олег вернулся после недолгого отсутствия, и положил на колени Альки какой-то шевелящийся комок, Косте было что сказать, но его уже никто не слушал. Сама Алька уже успела несколько раз поблагодарить за подарок, и даже назвала щенка Дарсом, от слова подарок.
Мелкий пушистый щен, ещё даже на дрожащих лапах, уже морщил нос, показывая ещё совсем детские зубки, встав перед Алькой, когда Костя попытался возмутиться.
— Ну, всё, признал хозяйку, — захохотал Игорь.
— У меня жена аллергик, ну какая собака в доме? — ответил ему младший брат.
— А ты думаешь, твоя дочь этого не знает? — похлопал его по плечу Игорь.
Пока Константин ещё надеялся урегулировать этот вопрос, Алька сняла с руки золотой браслет-цепочку и надела на шею щенка.
— Извини, Князь, — только пожал плечами Лесоруб.
— Может, оставим девчонку ему? Через год замуж выйдет… — задумчиво протянула я, обращаясь к Курико.
— Нельзя, — спокойно ответила подруга. — Она за три дня из этого мужчины верёвки вьëт. Посмотри, как внимательно он наблюдает за кицунэ, чтобы ей угодить. А ей нужна стальная воля, иначе удержать её от её же характера не смогут. Такой мужчина ей только навредит и окончательно избалует.
— И то верно, — согласилась я, возвращаясь в воспоминания.
Над камином висели три фотографии. Анна, в пальто с высоким воротником и шляпке с вуалью. Поздняя осень сорок четвёртого. Рядом моя фотография, примерно это же время, только год спустя. И Дина. Почти десять лет спустя, летом пятьдесят пятого, в строгом синем платье с белым ремнём на фоне школьной доски. Здесь уже год с того дня, когда она, будучи на последних месяцах беременности, сбежала от мужа через всю страну. Муж остался офицером в части на Дальнем Востоке, а Дина у нас стала завучем в школе рабочей молодёжи на Кубани.
Я вернулась к собственной фотографии. Шинель просто накинута на плечи, руки в карманах форменной юбки, волосы собраны в низкий хвост… Сердце пропустило удар. По одному экземпляру этой фотографии я отправила сестре и домой, маме с бабушкой и Диной. А свой давно потеряла. Потому и забыла.
На заднем фоне, прямо в камеру смотрел полковник японской императорской армии, личный адъютант генерал-майора Номура Токиë, аристократ неизвестно в каком поколении, скрывавшийся в советском лагере для военнопленных, под видом совершенно другого человека.
Во время взятия Хайлара был ранен и в плен попал из госпиталя. В вещах рядом с его койкой были документы на имя капитана Норайо Кудо, поэтому и решили, что это он. Пришедший в себя мужчина подтвердил, что его имя Норайо Кудо.
В лагере многие из пленных офицеров вели себя спокойно и сдержанно. На допросах отвечали прямо и без видимых попыток скрыть что-то. Вскоре, из общей массы выделились те, кто шëл на контакт. Среди таких был и Норайо.
А руководство лагеря в тот период получило приказ максимально восстановить план крепости Хайлар, где фактически был огромный подземный город. А главное, мы должны были узнать какие исследования проводились в биолабораториях под Хайларом японскими врачами. Поэтому те, кто попал в лагерь из Хайлара, интересовали руководство.
Норайо Кудо считался одним из "лояльных" японцев. Помню на первом допросе я спросила его, почему после столь ожесточённого сопротивления, которое оказал гарнизон крепости, многие офицеры так спокойны и даже доброжелательно настроены.
— Пока шла война, мы выполняли долг аристократов и офицеров перед своим императором и страной. Сейчас мы принимаем то, что предначертано судьбой. Противится предписанному глупо и только ухудшит положение. Нужно жить в тех условиях, что предлагает тебе жизнь. — Охотно пояснил мне мужчина. — Эту философию нам прививают с рождения. Могу и я позволить себе задать вам вопрос?
— Задавайте, — разрешила я.
— Вы не носите украшений. Хотя с вашим положением, вы наверняка можете себе это позволить. — Задал он вопрос о чём-то на первый взгляд несущественном. — Но не снимаете кольца с бирюзой, которое вам явно велико. Это амулет?
— В Советском Союзе не верят в амулеты, талисманы и духов, — улыбнулась я, уже зная, что японцы во всё это как раз очень верят.
— В духов предков тоже? Связь между родными душами? — спросил Норайо.
— Связь между родными душами, мы называем любовью к семье. Это кольцо
