Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
собой и совершают преступления против собственной воли? И я тоже один из них!
14 сентября
Восемнадцать надрезов тонкой кишки. Тяжелораненый фельдфебель лежит здесь уже двое суток. Он вел себя так тихо, что поначалу я его даже не замечал. Но сегодня утром силы покинули его, он стал проявлять беспокойство, начал жаловаться на сильные боли и просил сделать укол. Я подложил ему под спину вату и позвал врача. Тот сделал инфузию и вколол обезболивающее. Лицо раненого сильно осунулось, торчали скулы. «Я выкручусь?» – спрашивает меня фельдфебель. Мне ему соврать? Предложить какое-нибудь дешевое утешение? Пулевые ранения в живот, наверное, чаще всего приводят к смерти, но доктор Нико уже стольким помог выжить, почему бы и здесь не помочь? Я вспоминаю об одном унтер-офицере, за которым когда-то ухаживал. У него было точно такое же ранение. Он остался жив. Поэтому я отвечаю: «У тебя есть шанс. Но если ты сам не поверишь в это, то непременно умрешь».
15 сентября
Раненный в живот становится еще более беспокойным. Он и в самом деле выглядит несчастным. Мне порой кажется, что он уже дышит смертью. Наверное, каждый вдох причиняет ему боль. Я помогаю ему, как могу. Два переливания крови прошли впустую. Раненый уже пахнет смертью… Ноздри белеют, кончик носа становится все острее. Сижу с ним до полуночи и то и дело щупаю пульс. Остальные тяжелораненые крепко заснули после того, как им вкололи дозу морфия. Время от времени мой подопечный просит глоток воды…
Но я могу лишь смочить ему губы. А в голове мысль: воистину, ведь так было и с Христом, когда тот висел на кресте…
И еще думаю (прости меня, Боже): мог ли Христос страдать сильнее, чем иные солдаты, которые в страшных муках у меня на глазах гибнут от полученных ран?
16 сентября
Раненный в живот этой ночью умер. Услышав, что дыхание умирающего стало тяжелым и прерывистым, я позвал доктора Нико. Тот явился сразу же. Я осветил лицо раненого. Последние силы вместе с потом покидали противившееся смерти, но уже остывающее тело. Это были уже предсмертные судороги гибнущего животного. Вместе с Нико мы вынесли умирающего в узкий коридор. Я поставил лампу на деревянную полку… Теперь я вглядывался в лицо Нико. Оно застыло, словно маска. Я не решался подойти к нему. Руки его повисли, словно плети. Он больше ничем не мог помочь. Хрипы умирающего сменились короткими вдохами – как у тонущего человека, который судорожно хватает ртом воздух. Мне вдруг захотелось что-то произнести, и я не смог удержаться. Я сказал доктору Нико: «Почему мы так очерствели, что даже не можем заплакать?» Нико какое-то мгновение молча смотрел на меня. Потом его лицо вдруг преобразилось, глаза вспыхнули. «Нет, – ответил он, – не очерствели, мы просто знаем гораздо больше, чем раньше».
И мы потащили мертвеца во двор.
Вскоре я вернулся к своим живым, которые в то время еще спали.
17 сентября
Передо мной лежит Георг, молодой ефрейтор. Его доставили к нам вечером с тяжелым ранением живота. Доктор Нико сразу же взялся за дело. Некоторое время я наблюдал за ним. Об этом восемнадцатилетнем ефрейторе говорили с восхищением. После ранения он больше ста метров прополз в одиночку к месту сбора раненых, заодно не допустив попадания остатков пищи в толстую кишку. Перед самой операцией он рассказал, что получил осколок в живот в тот самый момент, когда склонился над раненым товарищем. К счастью, его вовремя привезла к нам санитарная машина. Юноша с ужасом наблюдал, как его окровавленные кишки скользнули в руках доктора Нико. Он отрезал несколько участков. Потом Георгу сделали переливание крови и дали кислород для укрепления. Теперь я жду, когда он очнется от длительного наркоза. Сейчас он похож на мертвеца.
Двое пехотинцев, стоявших неподалеку от операционного стола, на котором лежал бедняга Георг, и наблюдавших, как доктор Нико занимается своим кровавым ремеслом, с ужасом отвернулись, увидев, как нож разрезает кожу, а хирург извлекает кишки из распоротого живота. Одному из них, унтер-офицеру, орденоносцу, стоило немалых усилий выйти из помещения. Другой же, рядовой, здоровенный детина, прямо у нас на глазах вдруг рухнул в обморок…
Нико пришлось смастерить раненому новый анус. Рассчитано, что, как только Георг сможет принимать пищу, его фекалии будут выходить из левого бедра. Поэтому именно с этой стороны раненый окутан толстым слоем ваты. Позднее, после того как рана заживет, – возможно, уже через несколько месяцев (если Георг останется жив), будет проведена вторая операция, которая вернет больному нормальное опорожнение. А до тех пор Георгу придется помучаться…
18 сентября
Пульс у Георга просто сумасшедший: полторы сотни ударов в минуту. Очнувшись от наркоза, раненый посмотрел на меня лихорадочным взглядом, как на сумасшедшего. Он потребовал пить и готов был даже отдать мне свои часы за каплю воды. «Воды, воды», – хрипел он. А я не мог даже смочить ему губы. Нельзя, надо было еще подождать…
В полдень Георг отчаянно звал мать. Он ругался, назвал меня безжалостным, потому что я не давал ему ни капли воды. Мать бы наверняка помогла ему…
Ближе к вечеру раненых прибавилось. Много тяжелых. Ко мне поступило еще двое с ранениями живота. Георг ужасно мучается. «Не будь же так жесток, товарищ», – умоляет он. Он хочет пить. Но я неумолим. Поворачиваюсь к другому раненому, и тот, совсем голый, поднимается с постели. Он смотрит на меня так, будто хочет убить, но в то же время взгляд у него такой отчаянный, что я потрясен. Эх, бедняга… Я зову доктора Нико. Тот делает раненому инфузию. Через несколько минут раненый уже в бреду. Он срывает с себя одеяло, кричит: «Господин доктор!» Остальные тоже начинают кричать. Почти нечеловеческий стон и настойчивое требование: «Господин доктор…»
Уже за полночь. Никто не спит, все кричат и просят пить. Один хватает бутылку с мочой… Другой падает с кровати… Мне кажется, что одному мне с этим не справиться. Но все трудятся, и, когда я вижу доктора Нико в операционной, мне становится стыдно за свою слабость. Он работает без устали…
20 сентября
Сегодня наших раненых ласкало солнце. Его золотистые лучи проникали сквозь грязные окна, всех приветствуя и утешая. Все поднимали голову и смотрели на солнце. Наверное, оно согревало наши сердца и дарило надежду.
Кристель повесил на стену фотокарточку жены. И часто украдкой поглядывает на нее. Что за мысли вертятся у него в голове?
Когда
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
