Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 134
неделе допросов.
Кривошеин рисовал на листе бумаги корону за короной. Куранты били в недалеком Кремле. Первомай все длился, и длилась казнь.
– …Никто больше не шевелился. Княжны, царь, царица, наследник и остальные лежали в крови. Надо было выносить. Стали складывать тела на одеяла и таскать во двор к грузовику. Царя вынесли …
– Кто выносил?
– Не помню.
– Что меня удивляет: вы мните себя десницей всемирно-исторического отмщения. Этот расстрел считаете величайшим событием в истории …
– А разве нет?
– Молчать! И при этом никто из вас ничего не помнит! Ни черта! Даже кто первый выстрелил в царя!
Медведкин удрученно шмыгал носом и смотрел в пол. Он совсем потерялся и не понимал, как еще угодить следователю.
Нина сидит сейчас в чайной на Кузнецком Мосту – Кривошеин хорошо изучил ее привычки. Это недалеко, он еще может успеть. Впрочем, если она и уйдет, найти ее не сложно. И все же Кривошеину хотелось увидеть Нину именно сегодня и заговорить с ней наконец.
Кривошеин скомкал лист бумаги с корявыми коронами и бросил в корзину.
– Дальше …
– Ну, мы выносили тела … Кто-то сказал: «Конец династии Романовых …» И тут раздался жалобный вой в коридоре. Вошел матрос и принес на штыке собачку Анастасии, которая еще дрыгалась. Бросил ее рядом с хозяйкой и говорит: «Собакам собачья смерть». Вот это я запомнил …
Все это Кривошеин слышал много раз, задавал вопросы автоматически, заранее зная ответы. И все это была ложь, нелепые выдумки, дымовая завеса, за которой все они, участники казни, скрывали то, что произошло на самом деле.
Кривошеин думал о Нине. Почему опять Нина? Неужели случайность? Или судьба? Или это знак ему? Знак чего? Бросить все? Остановиться? Или, напротив, – идти дальше, до конца, потому что подошел уже близко …
Он встал:
– Хватит! Конвой!
Кривошеин вышел из здания НКВД на Лубянке, пересек трамвайные пути и зашагал вниз по Кузнецкому Мосту. Лотошницы продавали лимонад и мороженое. От мостовых поднимался жар, долгожданный и еще не раздражающий. Мимо пробежали две девушки в соломенных шляпках и белых носочках.
Форма на Кривошеине сидит как влитая; высокий, крепкий, но не из тех красавцев-командиров, о ком мечтают комсомолки майским звонким днем. Лет сорок. Лицо стертое, как застиранная гимнастерка, взгляд обычно мимо, в сторону или под ноги, будто ему уже не на что и незачем смотреть.
Кривошеин остановился перед дверью чайной, подождал чего-то – знака, знамения. Если она там, Нина, то все изменится необратимо. А если ее нет? Улица не давала никаких подсказок: шагали прохожие, тренькали трамваи, милиционер в белом красиво вертел палочкой и свистел пронзительно. Кривошеин понаблюдал за регулировщиком: может, в мелькании жезла и последовательности свистков и зашифровано послание? Но нет, не было знака. Он бы понял.
Подождал еще немного и толкнул дверь…
Из записок мичмана Анненкова
30 сентября 1919 года
Начинаю эти записи сегодня, в день, когда окончился наш беспримерный поход и Святое Дело Спасения Государя завершилось столь невероятным и чудесным образом.
Я, Леонид Петрович Анненков, мичман Императорского Военно-морского флота, 1898 года рождения, удостоверяю, что все, описанное здесь, есть правда, только правда и ничего, кроме правды.
В ночь с 16 на 17 июля 1918 года я участвовал в операции по спасению Государя Императора и Августейшей Семьи из большевистского плена в доме Ипатьева в Екатеринбурге. Операция увенчалась полным успехом. Все описанные ниже действия я совершил вместе с тремя товарищами: капитаном Бреннером, ротмистром Каракоевым и поручиком Лиховским.
Начали мы с ограбления. Задуманная нами операция требовала немалых средств. Нужно было купить оружие и фальшивые документы и иметь солидную сумму на возможный подкуп охраны и большевистских начальников. Кого же ограбить? В восемнадцатом году в России все грабили всех: спекулянты грабили народ и буржуев; анархисты – буржуев и спекулянтов; большевики расстреливали анархистов, спекулянтов и буржуев с конфискацией. Взвесив все за и против, мы решили ограбить анархистов. Грабь награбленное – известный ленинский лозунг.
Для этой акции специально приехали из Петрограда в Москву, где банды анархистов особенно расплодились. По слухам, они захватили в городе три десятка особняков и жили своей вольницей, независимой от большевистской власти, то есть – грабежом. Одно такое гнездо на улице Мясницкой мы и взяли на заметку.
Весь первый этаж доходного дома занимал штаб небольшого отряда. Там анархисты и квартировали, и пировали. Туда свозили экспроприированное у буржуев добро.
За неделю слежки мы изучили их повадки. Добыли план помещения. Узнали, где, собственно, хранятся ценности. Когда основной отряд анархистов отправился в налет, а в штабе остался минимум охраны, мы совершили свою «экспроприацию».
Наша четверка! Сейчас, по прошествии времени, я вижу, насколько ярким воплощением определенного армейского типа был каждый из нас.
Вот капитан Бреннер – мозг и воля группы. В те первые дни – абсолютный для меня авторитет, образец офицера. Тогда он казался мне чуть ли не богом войны (настоящего Бога Войны я повстречаю позже. О нем еще много будет сказано на этих страницах). Бреннер – бывший начальник полковой разведки, обрусевший балтийский немец, но при этом брюнет с орлиным носом, больше похожий на древнего римлянина, или грека, или даже перса благородных кровей. По старшинству возраста (тридцать лет) и звания, а также по единодушному нашему выбору он стал нашим командиром.
Поручик Лиховский, авиатор, высокий, плечистый, как только он помещался в своем аэроплане, когда летал бомбить германцев? Впрочем, «легкий» – слово, все в нем определявшее. Легкий – потому что летун, или летун – потому что легкий. Улыбчивый, уравновешенный, надежный.
А ротмистр Каракоев! Классический драгун с усами, настоящий кавказский витязь с русским именем Владимир. Внебрачный сын осетинского князя и русской гувернантки. Храбрец и верный товарищ.
Что же мне сказать о себе? Думаю, вы хорошо меня узнаете, если дочитаете эти записки до конца. Хотя для общего представления: мне на тот момент только что стукнуло двадцать, роста я высокого, почти как Лиховский, но положил бы его, зазнайку, на лопатки играючи, если бы пришло нам в голову бороться. Силой не обижен, крепок и жилист. Ну и стреляю хорошо: с полсотни шагов из карабина Мосина попадаю в гривенник семь раз из десяти, если, конечно, карабин пристрелян. Неплохой я боец – без дураков. Вот все и выболтал. Еще и скромность, как видите, одно из моих несомненных достоинств.
А к кому, собственно, я обращаюсь? Вряд ли прибегут к кому-то мои торопливые строчки, это я хорошо понимаю. И
Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 134
