— Как это? — не поняла девочка.
— Ты даже не спросила, кто я и к кому пришел. А вдруг у меня за спиной — топор, пистолет, бомба, а?
Девочка не улыбнулась.
— У вас были заняты руки, — сказала она. — Букетом. Он, вероятно, для мамы?
— И для мамы, и для тебя, — ответил Александр Павлович, протянул ей цветы. — Найди какую-нибудь банку. Желательно литровую…
— У нас есть ваза, — девочка опять не приняла шутки, и Александру Павловичу это не понравилось. Он любил веселых и даже хулиганистых детей, он привык к цирковым детям, к этим «цветам манежа», которые растут сами по себе и не признают никаких клумб.
— Тогда поставь в вазу, — вздохнул он. И все же не удержался, добавил:
— А лучше бы напустить в ванну воды и бросить их плавать…
Девочка, уже шагнувшая было в комнату — за вазой, естественно, остановилась, будто раздумывая. Похоже, ее заинтересовала идея с ванной. Цирковой ребенок, считал Александр Павлович, поступил бы именно так, как ему интересно…
— Я сейчас узнаю, — быстро сказала девочка и побежала прочь, забыв об Александре Павловиче.
Он вошел в комнату вслед за ней, но девочка была уже в соседней, и Александр Павлович слышал оттуда ее торопливый говорок:
— Мама, смотри, какие розы, а если пустить их плавать в ванне?..
Александр Павлович довольно улыбнулся и сел в кресло у окна. Отсюда хорошо просматривалась дверь в соседнюю комнату.
— Что за глупости? — удивилась невидимая Александру Павловичу Валерия.
— Вот эти… — тут она помолчала, должно быть, отбирая цветы, — поставь в большую вазу, ту, с ободком… А эти две подрежь под самые чашечки и вот их можешь пустить плавать. Только не в ванну, а с салатницу…
«Розы в салатницу? — удивился Александр Павлович. — Это будет похлеще ванны…» Девочка прошла мимо с букетом, не глядя на Александра Павловича, скрылась в кухне — там сразу вода из крана полилась, что-то звякнуло, а по-прежнему невидимая Валерия спросила:
— Саша, это ты?
— Нет, — сказал Александр Павлович, — это не я. Это рассыльный из цветочного магазина. Он ждет «на чай».
Валерия засмеялась.
— Пусть подождет… Идея насчет ванны — твоя?
— Моя. Как и все бредовое… Только с салатницей, по-моему, не лучше.
— Понимал бы!
— А что… — начал было Александр Павлович и осекся: в комнату вошла девочка, держа в руках хрустальную то ли салатницу, то ли супницу, что-то хрустально-утилитарное, а все же больше похожее на широкую, с низкими краями вазу, в которой красными лебедями плавали две цветочные головки.
И Александр Павлович вспомнил Амстердам — был он там на гастролях, вспомнил огромное, похожее на аэровокзал, здание аукциона цветов, длинные стеклянные витрины сувенирных киосков, где в почти таких же, только специально для того сделанных, вазах-салатницах плавали аккуратные головки роз и тюльпанов…
Девочка осторожно поставила салатницу на журнальный столик, посмотрела на Александра Павловича: мол, каково?
— Красиво, — признал он.
— И жить они будут вдвое дольше, чем в вазе, — добавила из-за стены Валерия. — Понял мысль?..
— Я бы тебе еще принес, — усмехнулся Александр Павлович, — подумаешь, проблема… Красиво-то оно красиво, да только цветы без стеблей, знаешь, как-то…
— Дело вкуса, — сказала Валерия. — А вы познакомьтесь, познакомьтесь, раз уж увиделись… — чем-то она там шуршала, погромыхивала: готовилась к выходу «в свет». — Наташа. Александр Павлович… Да, Наташа, знаешь: Александр Павлович работает в цирке, он — фокусник.
— Иллюзионист, — поправил Александр Павлович.
— Есть разница? — удивилась Валерия.
— Смутная…
Девочка послушно стояла перед Александром Павловичем. Он достал из кармана пачку «Явы», выбил на ладонь сигарету:
— Смотри.
Взмахнул рукой — исчезла сигарета. Снова взмахнул — опять появилась. Запер ее в кулаке, вытянул руку, медленно-медленно разжал пальцы — пусто.
Наташа следила за ним завороженно…
— Что вы там молчите? — спросила Валерия.
— У нас дело, — ответил Александр Павлович.
Он щелкнул зажигалкой, затянулся. Держа горящую сигарету двумя пальцами, как и положено: средним и указательным — он сгибал и разгибал их, и сигарета послушно пропадала и вновь возникала — только качался в стоячем комнатном воздухе зыбкий-табачный дымок.
Старый-престарый фокус: ловкость рук — и никакого мошенничества…
Валерия наконец-то вошла в комнату.
— Курил?
— Ни в коем случае! — с ужасом сказал Александр Павлович и как бы в подтверждение поднял руки: сигареты в них не было. — При ребенке! Как можно!..
Наташа восхищенно засмеялась, и Александр Павлович отметил, что это впервые с того момента, как он пришел.
— А дым откуда? — Валерия резко повернула его ладонь: с тыльной стороны ее, зажатая пальцами, еле держалась сигарета. — Иллюзионисты липовые…
— Разоблачили, — признался Александр Павлович. — Значит, не судьба… Ничего, Наталья, я знаю еще двести семьдесят три абсолютно неразоблачаемых фокуса и все тебе покажу. Хочешь?
Она кивнула.
— В другой раз, — сказала Валерия. — Нам пора… Наташа, если успеешь сделать уроки — в девятнадцать десять по второй программе «Клуб кинопутешественников». И не забудь погладить белье, там немного… Пока.
— И еще почини звонок, — добавил Александр Павлович. — Он заедает.
Валерия удивленно посмотрела на него.
— Пожалуй, этого она не сумеет…
— Да что ты говоришь?! — изумился Александр Павлович. — А я-то думал, что звонок для нее — так, семечки… Ладно, Наталья, не грусти: «Клуб кинопутешественников!» — штука посильнее, чем «Фауст» Гете. Звонок я сам починю. В следующий раз. Я умею. А фокусы от нас не убегут…
Уже в машине он спросил Валерию:
— Она у тебя вундеркинд?
— Обыкновенный ребенок. А что тебя не устраивает?
— Наоборот, я потрясен. Все сама и сама…
— Не все, — засмеялась Валерия, — звонок, видишь, не может.
— Кого ты из нее делаешь? — серьезно поинтересовался Александр Павлович.
— Человека, Сашенька, милый, человека.
— Себя?
— А чем я плоха?
Отшутился:
— Плохо ко мне относишься.
