Ознакомительная версия. Доступно 2 страниц из 8
в отсеке один. Где Иван Сергеевич, Раиль Краснонос, где мичман Розенфот? Где веселые ребята-андроиды? У них программа: в форс-мажорной ситуации спасать людей на борту. Почему остальных вовсе не слышно?
Павел слепо цепляется за оранжевый ящичек ЛОХ. Фокусирует на нем взгляд и отшатывается. Бред какой-то, ему что-то нужно тушить? Здесь и так скоро наберется воды по колено.
…Три недели назад Павел получил последнюю визу на допуске. Нужно было держать лицо, и только в робомобиле он позволил себе триумфально сжать руку, кричать и потрясать кулаком, пока не ударился локтем о подлокотник. От собственного мальчишества сделалось стыдно, Павел молча растер ушиб. Улыбку у него так и не получилось убрать.
«Должно быть, у вас хороший день», – нейтрально заметила тогда бортовая система. «Включить веселый плейлист?»
Павел согласился на самый веселый из всех. Подумать только, недельное пребывание на подлодке! Круиз детской мечты. Так сказать, полное погружение в проект всей своей жизни. Аналоговое погружение, не какая-то жалкая виртуальная реальность.
А теперь «Санкт-Петербург» обездвижен после аварии. По ощущениям кажется, будто лежит на банке, с заметным наклоном вперед. Но курс проложен над бездной Курило-Камчатского желоба. То есть, прямо сейчас грунта под ними быть не должно. Не на спине же они у сказочного гиганта-кита? За пару минут до аварии глубиномер показывал тысячу триста метров, Павел как раз на командный пункт заходил.
Не может же Павел быть таким идиотом, чтобы в курсе запутаться. Или все-таки может? Очевидно одно. Даже он, Павел, – то есть, лопата и обморок, а если понятным словом, то и вовсе салага, – даже он знает, что живучесть «Петрухи» рассчитана на тысячу восемьсот метров. Так что «Санкт-Петербург» точно не глубже.
И все-таки, что с ними случилось?! Авария? Саботаж? Происки конкурентов? Сдетонировал находящийся на борту оборонный комплект? Или торпеда Соединенных тормознула им разработку?
Конечно, проект у всех на слуху. СМИ растрезвонили: это лучшее, что придумано отечественными умами. Русий новая нефть. Чистая энергия…
Вот так. Люди по-прежнему кормятся из недр планеты. Земля дает пищу для технологий, которые ее же и разрушают. В отличие от зеленых, Павла эта тема мало волнует. Таков порядок вещей. Он в этом порядке на своем месте. Приносит пользу стране, обществу, да и себя с братом не забывает.
Павел Горяев начинал простым инженером-тестировщиком. Теперь его считают самым перспективным топ-менеджером АО «ЗАСЛОН». Ведь он в сжатые сроки провернул невозможный проект. «Санкт-Петербург», – «Петруха», как гражданскую субмарину прозвали на верфи, – первая экспериментальная подлодка особого назначения, построенная с применением технологий, разработанных специалистами акционерного общества. Субмарина предназначена для разработки редкоземельных металлов в недрах Тихого океана, на глубинах, к которым прежде было не подступиться.
Не оскуднела щедрость Земли-Матушки. В российских территориальных водах нашли породу, из которой смогли синтезировать русий, ставший тем самым, сто двадцать шестым элементом таблицы Менделеева. Чашей Грааля нового времени.
Но теперь субмарина на дне, вместе со всеми надеждами. Как будто какая-то гадина нажала на кнопку «смыв». Смыла семь лет ударного труда, миллиарды потраченных денег… Смыла дело жизни Павла. Его охватывает отчаяние: проект М216 жесточайшим образом откатился назад. Второй образец, атомная подлодка «Москва», будет готова к концу следующего года, не раньше.
Тьфу ты! О чем только он думает?
Должно быть, это легкая форма контузии. Путанность сознания, заторможенные реакции… Нужно спасать свою шкуру, а Павел в мыслях витает, ухватившись за разветвлённую в форме трезубца трубу.
Он снова вытирает кровь с лица и прислушивается: различимы звуки капели, стоны обшивки, какие-то шорохи, гул, зловещее шуршание электрического замыкания. Настоящая какофония, но ничего похожего на голоса. В отсеке никого больше нет.
От страшной мысли все обрывается. Вдруг команда эвакуировалась без него?!
Нет. Нет. Не может быть.
На борту «Санкт-Петербурга» восемь специалистов, опытные моряки, инженеры, представитель военных, и тринадцать внешне неотличимых от людей андроидов вспомогательного состава, тип А23-в, самые современные. Спасательные гидрокомбинезоны в наличии на весь экипаж, но глубинную капсулу рассчитывали на десять мест, для людей, с запасом на случай присутствия пары «гостей». А что, если андроидов перемкнуло, и они тоже захотели спастись?
Павел приваливается плечом к переборке, цепляется за похожие на металлические кишки коммуникации. Зло, отчаянно колотит по задраенному люку. Система внутренней связи не работает. «Нева», искусственный интеллект «Санкт-Петербурга», тоже молчит. Одинаковые в каждом отсеке информэкранчики погасли, внутренняя панель управления бессистемно щелкает клавишами. По функционалу субмарина сейчас вроде дизелей второй мировой, с большинством из которых имеет сходные габариты. Интерьер продолжает ассоциации, айфонникам такое бы точно понравилось. У конструкторов не было цели сделать глубоководную лодку комфортной для экипажа. Они год ужимали размеры корпуса до минимально возможных, чтобы выдерживал давление на сверхглубине. Зато, на «Санкт-Петербурге» появился полноценный отсек для геологоразведочной робототехники, которой заведует брат-близнец Павла, Петр Горяев. Выходы для роботов-манипуляторов устроены там, где у военных расположены торпедные аппараты. Свой аппарат у «Санкт-Петербурга» тоже имеется. Или имелся…
Павел чувствует себя жалким. Жалким, замерзшим, испуганным человечком, застрявшим во чреве гигантской машины. До того, как они поругались, брат вспоминал проглоченного китом Джеймса Бартли. Моряк провел в желудке кашалота шестнадцать часов, прежде чем его случайно спасли, отловив кита и начав разделывать. Петька рассказывал, что Джеймс Бартли помнил, как проталкивался по слизистой трубе ногами вперед, в зловонной тьме без надежды на помощь.
Сколько получится пробыть в металлическом чреве «Санкт-Петербурга»? Есть ли у него эти шестнадцать часов?
Вода сопротивляется, мешает идти. Под ногами болтаются разные мелочи. Павел пробирается к противоположной части отсека. Там тоже люк, но с той стороны вроде бы не хлестало. А потом… Попросту постучаться? В надежде на то, что командный пункт не затоплен, и в отсеке остались андроиды. Ведь люди… Могут не впустить. Тот самый человеческий фактор. В таких ситуациях каждый сам за себя, человек человеку волк. Раньше так говорили. Мир изменился, а люди… Люди всегда и везде одинаковы.
Он хромает, хватаясь за все, что выступает и попадается под руку. Огибает крашеный охровой краской кофр, – внутри что-то постукивает, равномерно, как метроном. Огибает кофр, и только тогда замечает выступающие из воды ноги в темно-синих рабочих штанах и в одном дырчатом тапочке. Второй тапочек как кораблик плавает рядом.
«Сорок одна дырочка», – тупо думает Павел, глядя на неподвижные ступни.
Бот останавливается возле разноцветного здания детского сада. У Петра две дочери. Четырех и шести лет.
«Идеальный возраст. Еще сладкие и наивные, но уже многое понимают и слушаются», – обещала менеджер, пока готовился договор. «Смею напомнить, мы будем рады, если вы к нам обратитесь, когда захотите сменить детям пол
Ознакомительная версия. Доступно 2 страниц из 8
