с выходом восьми выпусков народных русских сказок А. Н. Афанасьева (М., 1855—1864 гг.) стало возможным говорить о существовании в России Полного собрания русских сказок. Это было чрезвычайно важным событием в деле изучения русского национального самосознания, если вспомнить известный тезис о том, что эпос является как бы визитной карточкой этноса. Именно богатая эпическая традиция (собственно эпос и народная сказка) определила русскую культуру как особую человеческую цивилизацию, имя которой — Россия.
Однако богатый сюжетный фонд далеко не исчерпывал особенности русского сказочного эпоса, поскольку сказка в России была — в отличие от других стран — живой традицией. Важной, если не главной, задачей русской фольклористики было выявление изобразительно-художественного своеобразия сказок, а также тех исполнителей, которые несли сказочную традицию. Эту задачу взяло на себя следующее поколение отечественных фольклористов, которые своими трудами в полной мере представили Полное собрание русских сказок во всем его региональном своеобразии — стилистическом, языковом, психологическом и сюжетном.
Николай Евгеньевич Ончуков (3 марта 1872 года, Сарапул — 6 марта 1942 года, Пенза) родился в семье кустаря-скорняка. Его путь к образованию был труден, с юношеских лет пришлось работать, помогать семье. Однако ему удалось закончить Казанскую школу лекарских помощников. В течение нескольких лет он занимался медицинской деятельностью, заведовал фельдшерским пунктом в одном из сел Пензенского уезда, боролся с эпидемиями холеры, тифа, скарлатины, дифтерита в родном Сарапуле, в Казанской губернии, в Удмуртии. Переболев тяжёлой формой пятнистого тифа, Ончуков переезжает в Пермь, где устраивается на работу фельдшером в местную пересыльную тюрьму. Однако через полгода за контакты с политзаключенными, за передачу им писем и книг он был со службы уволен и отдан под надзор полиции. В 1897 г. в газетах Перми и Екатеринбурга стали появляться первые фельетоны Ончукова, а некоторые материалы стала печатать даже петербургская пресса. Журналистика становится его единственным источником существования, и он переезжает в Петербург, где начинает сотрудничать в «Неделе», «Сыне отечества», «Северном курьере» и других изданиях. Однако работа журналиста-поденщика не обеспечивала гарантированного заработка, и кто-то из друзей посоветовал ему обратиться в Русское географическое общество, которое организовывало этнографические экспедиции и выделяло их участникам определенные суммы. Так судьба привела человека без высшего университетского образования в науку, ставшую в дальнейшем смыслом всей его жизни.
Надо сказать, что в те годы этнография и фольклористика были в большой моде у петербургских издателей, и они охотно заключали с исследователями соглашения на публикацию корреспонденции о поездках. Позднее, когда Ончуков приобрел известность в научных кругах, некоторые издатели специально финансировали его экспедиции. Самое деятельное участие в организации поездки Ончукова на Печору принял владелец «Нового времени» А. С. Суворин. Пробелы в своем образовании Ончуков ощущал постоянно, но и тут журналистика выручала его. Она научила его работать с завидной оперативностью, что не часто встречается в науке, а уж талантом и работоспособностью Ончукова судьба не обидела.
В 1900 году Ончуков становится «членом-сотрудником» Русского географического общества по отделению этнографии и участником известного кружка, группировавшегося вокруг журнала «Живая старина». Среди молодых членов кружка были такие в будущем известные ученые, как Д. К. Зеленин, М. Б. Едемский, В. И. Чернышев и другие. Деятельность группы поддерживали и поощряли академики А. А. Шахматов и В. И. Ламанский. Ончуков писал в те годы, что Ламанский «первый направил меня на занятия этнографией». С 1900 по 1908 год Ончуков исследовал весь Север России, напечатал ряд статей в журналах и выпустил три книги — «Печорские былины», «Северные сказки» и «Северные народные драмы». В эти же годы он закончил Археологический институт в Петербурге по специальности церковная археология.
В эти годы капитализм на Севере России только начинал наверстывать упущенное. Архангельские газеты начала века рисуют колоритную картину начинающейся «промышленной лихорадки»: «В настоящее время одна из крупных шведских промышленных фирм ведёт переговоры с правительством о продаже на реке Печоре леса на сруб...»; «Сим объявляется что Управлением государственным имуществом Архангельской губернии выданы германскому подданному Станиславу Францевичу фон Вышемирскому дозволительные свидетельства на разведки: в Печорском уезде Архангельской губернии каменного угля, медной руды, серного колчедана, железной руды, горючего сланца»; вышел в рейс к острову Шпицберген ледокол «Ермак»; заканчивается колонизация Кольского полуострова; открыт телеграф от Кеми к Мурману, по Мурману и в Усть-Цыльму — вот далеко не полный перечень событий, будораживших некогда «сонную» Архангельскую губернию. Однако вместе с тем полная архаика быта, раскольники поморского толка с их религиозной непримиримостью, где даже обычный православный священник был вынужден выступать как миссионер. В очень серьезной книге «Печорская старина», посвященной описанию рукописей и архивов церквей Низовой Печоры, Ончуков, пользуясь необычным для научного исследования стилем, так суммировал свои впечатления о русском Севере: «За редкость на Печоре телеги, ездят все больше верхом, а кладь возят на волокушах, и тут же, в этих бездорожных селах тянутся столбы телеграфа, проволока которого, как нервы, соединяет этот живой кусочек давно прошлой жизни с действительностью XX века, кипящего в остальной России». Ончуков прекрасно осознавал, что «когда Печора покроется заводами, которые с занятием в качестве рабочих местных крестьян будут привлекать и полчища « бродячей Руси» из центров России, это нашествие, в конце концов, свалит старую культуру Печоры, а с её упадком постепенно исчезнут и былины... Может быть, это и необходимо, как одна из стадий промышленного роста страны, но это грустно».
«Северные сказки» — сборник необычный. Иллюзия соприсутствия, а отсюда и сопереживания настолько велика, что читатель постепенно начинает ощущать себя слушателем, а записанный текст становится адекватным устному исполнению. Эти сказки не только доставляют истинное духовное наслаждение, но и удивляют пестротой сюжетов, изысканностью народной речи, глубоким внутренним трагизмом. В них жизнь русского народа, его вера в правду и справедливость, его радость и страдание, любовь и ненависть. Эти сказки — образцы поразительного мироощущения русского народа, который в своём творчестве, даже рисуя ситуации трагические, всегда нес свет вечного оптимизма.
Интерес Ончукова к личности сказочника не был праздным. Исследователь поставил и частично решил проблему, необходимую, пользуясь словами М. К. Азадовского, «для понимания процессов устного творчества: школа и личное начало». Эту проблему успешно разрабатывала отечественная фольклористика, исследовавшая творчество известных сказочников (А. К. Барышниковой, Ф. П. Господарева, И. Ф. Ковалева и многих других). В один ряд с ними можно поставить и «открытого» Ончуковым А. В. Чупрова — «рассказчика-эпика», который рассказывает «сказки так, как они, может быть, должны были говориться в старину». Вместе с тем сказки Чупрова, несомненно, произведения нового, пореформенного времени с ярко выраженной антиклерикальной и антимонархической тематикой. Вот, например, небольшой отрывок из
