class="p1">— Нет, это чехословацкий фольклор. Я при жизни был рослым и стройным, не боялся ни слова не пули и в обычные рамки не лез. Тормози уже! — Вскрикнул я, ведь мы опять чуть не поцеловали переднюю машину. — Я поведу! Нормальный памятник сделают в полный рост, и с клюшкой, и с коньками.
Стэн, прижавшись к обочине, ударил по тормозам, а затем спросил:
— Слухи ходят, что после этого сезона ты уходишь из команды. Это правда?
— Теперь уже наверняка, — кивнул я. — Гражданства советского меня не лишили. За сборную свою на «Кубке Мира» сыграл, теперь еженедельные отчёты для «Советского спорта» пишу про НХЛ. Я сейчас официально являюсь внештатным корреспондентом за рубежом, чтобы рабочий стаж не прервался, ха-ха!
— А что смешного? — Удивился словацкий эмигрант.
— То, что мне ещё и пенсию от государства будут платить по достижении 60-ти лет. Примерно рублей 70. По курсу чёрного рынка — это 14 долларов.
— В неделю? — Посмотрел на меня наивный энхаэловец.
— В месяц, ха-ха! — Заржал сначала я, а затем и Стэн Микита. — Но Родину, Стас, не выбирают. Поехали уже пока там Ванька Болдырев не накидался. Он как со своей девчонкой поссорился, так хандрит последние дни.
— А ты ему уши открути, вдруг поможет, ха-ха! — Сказал словацкий хоккеист, и мы где-то с минуту прохохотали.
* * *
В таверне Данна Финли, где мы появились спустя десять минут, кроме нашего одноклубника югославского происхождения Ивана Болдырева хорошо гудели, заправляясь пивом, ещё два десятка хоккеистов. И среди них веселился, находящийся в Чикаго на лечении бывший вратарь сборной СССР Виктор Сергеевич Коноваленко. Виктор Сергеевич, который великолепно провёл Суперсерию против канадских профессионалов, получив на тренировке травму колена, не провёл в чемпионате СССР ни одного матча. В той истории, которая была до появления меня в 1971 году, Коноваленко вообще закончил с большим хоккеем до конца сезона 1972 года. А при мне, Сергеич выиграл Олимпиаду в Саппоро, затем чемпионат СССР и Чемпионат Мира в Праге. Я думаю, такой поворот судьбы был гораздо лучше, чем тренировать детишек на морозе на заводском стадионе под открытым небом. А что касается травмы колена, то нашего прославленного голкипера местные штатовские эскулапы поставили на ноги за две недели и Коноваленко уже четвёртый день тренировался вместе с хоккеистами «Чикаго Блэкхокс».
— Сергеич, ёкарный бабай! — Гаркнул я по-русски, когда увидел, что за столиком, где сидели Ванька Болдырев, Билли Уайт, Тони Эспозито и сам Виктор Коноваленко всё было заставлено пустыми кружками из-под пива. — Японский самурай! Тебе ведь нельзя в таких количествах! Алкоголь и медикаменты, которые ты сейчас принимаешь, не смешиваются.
— Ты не врач, ты этого знать не можешь, — обиделся Коноваленко. — И потом, что тут пить-то? Шипучка одна.
— О чём они говорят? — Спросил защитник Уайт, толкнув в плечо Болдырева, который русский язык более-менее знал.
— Таф собирается уши драть за пьянство, — хитро улыбнулся югославский Иван.
— Пошли Тони, мне это не очень нравится, — пробурчал Билли Уайт, выталкивая из-за столика голкипера команды Тони Эспозито. — Я против насилия над личностью.
— Куда вы парни? — Спросил, принёсший кофе, Стас Микита.
— Завтра утром самолёт в Нью-Йорк на «Матч всех звёзд» надо выспаться, — немного приврал Эспозито и они с Уайтом по-быстрому отчалили.
— То, что ты меня привёз в Америку, помог найти врачей, клинику, за это спасибо, — пророкотал Виктор Сергеевич с сильным окающим волжским акцентом. — Только мне в хоккей всё равно больше не играть. И 31-го января я уже домой лечу в Москву, а потом в Горький. Жаль семью со мной не выпустили.
— Это ты зря, Сергеич, грешишь, что играть не придётся, — улыбнулся Микита. — 30-го января тебя на «Матче звёзд» в концовке на десять минут за нашу сборную Запада выпустят. Сюрприз для болельщиков. Мы пока были на пресс-конференции, этот вопрос как раз и решился в руководстве лиги.
— Вот так товарищ Коноваленко, — хмыкнул я. — А ты всё пиво дуешь, и пенку с него сдуваешь. Кстати, ещё один разговор есть для тебя. Сегодня письмо прямо перед матчем передали от Всеволода Михалыча Боброва.
Я посмотрел на навостривших уши Болдырева и Микиту, прокашлялся и, кивнув Сергеичу, намекнул — дескать, давай отойдём. Коноваленко мой намёк понял верно, поэтому мы оставили моих одноклубников за столиком, а сами пересели к барной стойке, где русский язык никто не понимал.
— Что Михалыч пишет? — Спросил, посмотрев на меня исподлобья, Виктор Сергеевич.
— Проект нашей советской команды в ВХА на следующий хоккейный сезон предварительно утверждён, — начал я, сделав глоток черного душистого кофе. — Но наши руководители хотят и рыбку съесть и на ёлку влезть.
— Деньги платить не желают? Ну эту, зарплату, — оживился голкипер, который ошибочно приготовился к моей взбучке за лишние литры пива.
— И это тоже, — хмыкнул я. — Деньги мы здесь в Штатах и так заработаем. Хоккеистов в команду давать не хотят и Боброва не отпускают. У него договор с московским «Динамо», пока чемпионат СССР не выиграет, его Андропов не отдаст.
— Ни х… себе! — Присвистнул Коноваленко. — А как же играть? Кем? В ВХА уровень немного ниже, чем в НХЛ.
— Михалыч написал, что разрешено привлечь в команду ветеранов, закончивших хоккейную карьеру и парней, не проходящих в состав сборной СССР. Поэтому Сергеич, готовься играть в следующем году здесь: в США и в Канаде. Ты в моём списке — номер один.
— А остальные?
— Так вратарь — это полкоманды, — засмеялся я и, резко посерьёзнев, ответил, — летом приеду в Союз, сделаю всё возможное, чтобы собрать боеспособный коллектив. А ты говоришь, что тебе в хоккей больше не играть. Мы ещё на Олимпиаду в Сараево поедем в 1984 году вместе со сборной Испании. Я Валере Харламову обещал. К 80-м годам вообще многое переменится.
— И откуда ты это всё только знаешь? — Пророкотал Коноваленко.
— Я ж тебе рассказывал, мне сон был в руку, ха-ха! — Загоготал я. — В правую, ха-ха.
* * *
В таверне Данна Финли, где в этот день подавали семнадцать сортов разливного пива и ещё тридцать пять бутылочного, гуляли не только хоккеисты «Чикаго Блэкхокс». И если бы советский легионер «Чёрных ястребов» Иван Тафгаев немного был бы повнимательней, то он наверняка бы заметил странного господина в тирольской шляпе. В головном уборе больше характерном для жителей Австрии, Германии и Швейцарии, усиленно изображая загулявшего туриста в компании барышни всем известной древнейшей профессии «отдыхал» агент ЦРУ Райан Эдвардс. После провала своего коллеги агента Гордона Дэвиса, дело советского хоккеиста перешло именно к нему. Нетерпеливое руководство, желавшее вынудить хоккеиста Тафгаева принять американское гражданство, еженедельно требовало хоть каких-нибудь результатов. Однако 45-летний специалист-аналитик отдела Восточной Европы цену себе знал и никакой спешки в работе не терпел. Эдвардс еженедельно слал отчёты, о кропотливом сборе информации про советского хоккеиста, а разговор о конкретных сроках завершения дела игнорировал.
— Я уже хочу в постельку, котик, — капризно надув губки проворковала сегодняшняя гулящая подружка агента ЦРУ.
— Ещё по пиву и всё! — Пьяно выкрикнул Райан Эдвардс.
— Официант! — Подняла ручку Барышня.
— Сиди! — Кивнул головой агент Эдвардс. — Сам принесу. Я вообще могу выпить ещё столько же, если захочу.
Цэрэушник поднялся из-за стола и, не слушая возражений миловидной, но уже стремительно теряющей товарный вид, проститутки, поплелся, покачиваясь на ходу к барной стойке, где вели неторопливую беседу два русских хоккеиста, голкипер Виктор Коноваленко и центрфорвард Иван Тафгаев. За этот месяц январь Райан проделал поистине титаническую работу. Во-первых, ему стало известно, что Тафгаев за клуб из Чикаго играет лишь до конца этого сезона и в следующем году с большой долей вероятности примет участие в странном проекте под названием «Первая иностранная команда в ВХА». Для ВХА, конкурирующей с НХЛ, это был отчаянный рекламный ход, который должен был поправить финансовое положение новой лиги. Во-вторых, этот хоккеист из СССР теперь еженедельно слал отчёты в советское консульство в Нью-Йорк. Эдвардсу удалось обзавестись копиями таких посланий, где приводилась турнирная таблица текущего чемпионата НХЛ и краткое описание прошедших матчей «Чикаго Блэкхокс». Само собой документы срочно были переданы в аналитический отдел, чтобы ими занялись шифровальщики. В-третьих, Райан Эдвардс вычислил агента КГБ, который курировал деятельность хоккеиста Тафгаева, благо это оказалось
