ладонями вверх, потом разгладила линии и начала водить по ним пальцем, рисуя замысловатые узоры.
— Сейчас узнаем, что с тобой произошло. Спи.
И я вновь провалился в небытие.
«Где ты? — послышался далёкий шёпот. — Иди назад. Сейчас самое время. Именно там начало пути».
* * *
Кажется, шёл дождь…
«Опять дождь. — Я невольно поёжился. — Как же грустно идти в эту бездну воды и неуюта. Дома чай и вкусно пахнет яичницей, но там, по ту сторону мокрой стены, заветная булка хлеба — завидное дополнение к ужину. Зонт благополучно забыт на работе. Наверное, сейчас он злорадствует, хлопает… чем он там может хлопать? Самим собой. Сволочь! А чего я злюсь? Сам виноват». Холодная дождевая пыль вкупе с плохо освещённой улицей не оставляла надежды остаться сухим. Сто метров до ближайшего магазина казались непреодолимой полосой препятствий с минами луж и прицельными выстрелами брызг от колёс проезжающих автомобилей.
«Мимо. Не попал!» — прыгал я, как по болоту с кочки на кочку, уворачиваясь от фонтанов воды. Удивительно, но, вопреки ожиданиям, это меня не раздражало. Напротив, поддавшись необъяснимому азарту, я понял, что моё место здесь, на тёмной улице под проливным дождём. Странный порыв единения с городом, который сейчас оказался в опале из-за каприза погоды, заставлял остановиться и утешить вымокшего исполина, ободрить, погладить, прижать к груди. Мне знакомы чувства отверженного человека, хотя сам я таким не был. Периодами накатывали жалость к себе и ощущение великой несправедливости. Всё это таилось глубоко, было так иллюзорно, что граничило с абсурдом. В такие минуты я говорил мозгу: «Ты платишь по счетам избыточного образования. Вечные метания в крайности — удел типичного русского интеллигента». Однако за свою сентиментальность я мог поплатиться банальной простудой.
С хлебушком как-то сразу не заладилось: того, что люблю, уже не было, а нелюбимый был чертовски несвеж. Делать нечего, буду грызть сухари и начну это делать прямо у кассы, поскольку бойкая бабушка вместо того, чтобы смотреть очередной сериал, безуспешно рылась в сумке в поисках кошелька. При этом она успевала поведать продавщице обо всём на свете. Бабушка понимала, что недостаток информации человека, большую часть жизни скучающего на работе, должен быть компенсирован в короткие сроки, ибо за пределами этого магазина неподготовленную к суровой действительности девушку обязательно будут ждать большие неприятности. Не прерывая поток откровений, я обогнул её и положил деньги на прилавок, показав, что у меня в руках. Кассир с мольбой посмотрела мне в глаза, но я только пожал плечами и удалился, мерзавец!
* * *
Дождь затаился. Наверное, ему скучно без меня? Земля и всё сущее в этой части пространства замерло вместе с дождём и насторожилось. Перестали ездить машины, люди оставили дела. Шорохи, скрипы, дробь шагов — все звуки заменили хаотический ритм тишиной совершенства. И только один человек нарушал гармонию мира: бежал по вечерней улице. Никто не делал попытки его догнать, тем не менее он постоянно оглядывался, то и дело поправлял шляпу, а под мышкой крепко сжимал ужасного вида портфель. Расстояние, между нами, быстро сокращалось.
Мне стало очевидно, что наша встреча становится неизбежной, и я шагнул в сторону. Но не тут-то было. Незнакомец в очередной раз оглянулся, и траектория его стремительного падения пересеклась с моим неуклюжим манёвром. Нам обоим это не понравилось. Он не был громилой, но оказался значительно выше меня и, не забывайте, перед падением летел, как ошпаренный. Незнакомец, опять окинув взглядом улицу, схватился за мой локоть, поднялся и потащил меня куда-то в сторону. Сначала я опешил. Потом начал сопротивляться. Пытался вырвать руку, упирался, как капризный ребёнок, но он был неумолим и значительно превосходил в силе. Уже потом, спустя некоторое время, я узнал, с кем имел дело, а сейчас, безвольно увлекаемый с улицы в какую-то подворотню, я считал его поведение верхом наглости, а своё положение — пиком абсурда.
В арке между домами, куда он меня втолкнул, воняло так, что я невольно уткнул нос в свободный рукав, наивно полагая, что это поможет. Было темно, только свет уличного фонаря освещал край стены, исписанной чушью граффити. Идеальное место для убийства. Но я точно знал, что ничего со мной случиться не может.
Незнакомец опять огляделся и произнёс:
— Слушай меня внимательно.
Его голос звучал так, будто он только что сидел на скамейке в сквере и читал газету, а не мчался по улице и не тащил меня метров двадцать по асфальту. К тому же от него исходила странная сила, словно меня в грудь толкал ветер.
— Ты должен сохранить это, — он протянул портфель, который мне не понравился с первого взгляда.
— Вы тащили меня сюда, чтобы отдать этот портфель? — опешил я. — Поделиться имуществом под покровом темноты?
— Ты должен сохранить это, — повторил он, игнорируя вопрос. — Это важно! Никому его не показывай. Опасайся всего на свете, потому что твоя жизнь изменилась!
В темноте я не видел его глаз, но словно чувствовал их: казалось, ещё немного, и они прожгут во мне дыру. У меня закружилась голова. В ней толкалось что-то не совсем привычное, блаженное. Обрывки мыслей плавали в темноте сознания, постоянно ускользая и растворяясь без следа. Всё, чего я хотел, — это лечь прямо здесь, на грязном асфальте, в холодной луже, обнять этот замечательный портфель и больше никогда с ним не расставаться. Никогда…
* * *
Очень болели руки. Это стало понятно, когда я подходил к дому. Они затекли от того, что крепко прижимали портфель к моей груди. Нет, он не был тяжёлым, просто сила, сжимавшая его от моего имени, была несоизмеримо больше, чем требовалось. Поднявшись к себе, я скинул куртку, прошёл на кухню и поставил чайник. Хорошая чашка кофе не помешает, хотя время уже тянулось к ночи, но стоило обдумать вечернее происшествие.
Портфель стоял в коридоре и был хорошо виден из кухни. «Ерунда какая-то. — Кофе начинал приводить меня в чувство. — Что, собственно, произошло? Какой-то странный тип всучил мне вещь, о которой я понятия не имею. Может, там бомба и я собственными руками притащил её домой? Вот будет весело, если после смерти меня объявят террористом. Или там наркотики? Наркобарон, блин. А вдруг секреты государственные? — В голове запрыгали картинки из шпионских боевиков. — Как ни крути, а нужно посмотреть, что там лежит. В конце концов, указания не открывать не было».
Во внешнем виде старого коричневого портфеля не было ничего необычного: весьма потёртый на углах, опоясанный кожаными ремнями, которые заканчивались тусклыми металлическими защёлками. Не потрясло меня и его содержимое.
