совершенно иная картина. Имам Шамил, для снятия болевого синдрома от полученных ран, по-видимому принял кашгарский гашиш, который на время придал ему сил и безрассудство. Только этим можно объяснить, каким образом тяжело раненный имам смог спрыгнуть с десятиметровой высоты башни и прорваться через плотный строй солдат… '.
1. Из огня да в полымя
Бах! Резкий хлопок, разорвал тишину. Бах! Бах! Острые как бритва, каменные осколки градом разлетались по сторонам. Бах! Бах! Остро пахло сгоревшим порохом. Вонючий дым забирался в ноздри, вызывая судорожные вздохи. Слышался грудной, захлебывающийся кашель, посылаемые проклятья.
Последний этаж высокой вайнахской башни окутался черным удушливым дымом, тянувшимся от тлеющих вязанок с мокрым хворостом. К подножию летели все новые и новые вязанки.
С севера по башне оглушающе били ¼-пудовые единороги, железные ядра которых то вышибали искры, то вырывали целые куски из каменных стен. С юга им вторило больше двух рот стрелков, осыпавших пулями засевших в башне горцев.
В этой безумной какофонии — постоянного грохота, едкого запаха и громких криков — очнулся Ринат, точнее его сознании в чужом теле. Осознание этого факта пришло к нему не сразу. Он почти ничего не видел из-за слипшихся от крови веки. Грохочущие звуки взрывов и выстрелов вносили еще большую сумятицу. «Что это? Где я? Б…Ь, ЧТО ЭТО КРУГОМ ТВОРИТЬСЯ? Я же, кажется, умер⁈ Я умер, черт побери!».
Он пытался открыть глаза, но ничего не получалось. Через полузакрытые веки различались лишь разные темные и светлые пятна, ничего не объяснявшие, а скорее запутавшие.
В какой-то момент, ему все же удалось открыть один глаза. Дико вращая им, Ринат пытался окинуть взглядом все, что можно. Увиденное напоминало какой-то сюр в лучших традициях современного искусства… Кругом висели едкие клубы дыма, через которые с трудом пробивались лучи света. То и дело раздавались звуки взрывов, очень напоминавших разрывы снарядов. В дымке едва различались темные, почти черные фигуры, которые, Бог мой, были покрыты шерстью (только позже он понял, что принял лохматые бурки горцев за покрытое шерстью туловище). В добавок, одна из этих лохматых фигур сидела перед ним на корточках и что-то бормотала.
«Вот же, дерьмо! Это же натуральные черти с саблями и винтовками! Б…ь, в аду тоже война что ли?». Ринат видел, как мохнатые размытые фигуры прятались возле каменных бойниц, как раздавались вспышки и грохот выстрелов. «Бог мой, черти тоже воюют! С кем? С ангелами? Сатана с Богом⁈ Охренеть! Помер, называется. Здравствуй, юность… б…ь, зрелость в сапогах!». Дикая порция адреналина, впрыснутая в кровь, рисовала в его сознании совершенно дикую картину происходящего.
Вдобавок, полускрытые дымом фигуры, действительно, можно было принять за канонических чертей — прокопченных, покрытых шерстью, что-то гортанно и неразборчиво кричащих, каковыми их так любили изображать некоторые богомазы и сельские проповедники. Именно про таких чертей его эби[5] и рассказывала ему в далеком-далеком детстве. Мол, онык[6], шайтанлар[7] черны лицом, лохматы и говорят быстро-быстро и громко. Словом, о чем Ринат мог еще подумать в такой ситуации, как не о чертях и аде⁈
— Саид, оставь господина! Он уже в чертогах Аллаха, нам же еще предстоит попасть туда, — вдруг кто-то крикнул из клубов дыма, заставляя склонившуюся перед ним фигуру забиться в рыданиях. — Кяфиры опять пошли на приступ! Быстрее, возьми ружье. Во имя Аллаха, быстрее…
— Нет, — твердо ответил сидевший на корточках. — Я должен прочитать Джаназу, чтобы достойно проводить господина к Аллаху…
Ринат, конечно, же услышал эту речь и должен был догадаться, что он не в аду, а среди людей. Должен был и понял бы это, если бы не все безумие сложившейся вокруг него ситуации. Он был одновременно растерян и ошеломлен. Совершенно ничего не понимал. В голове крутились безумные обрывки мыслей, которые не имели с реальностью ничего общего и лишь больше его дезориентировали.
«Мать вашу, я на войне! Осталось только понять, за кого нужно воевать?». Это был не сарказм, не смех, не удивление, а отстраненный поток, почти бредовых мыслей. «Ладно… Будем действовать по-старинке, методом тыка. В рожу дам кому-нибудь. Сразу станет ясно, ху из ху…».
— Шайтанлар, пошли от меня прочь! — почувствовав члены своего тела, Ринат взбрыкнул и пнул сидевшего возле него горца. — Взять меня решили, твари? Я ваши бородатые рожи…
Из плотных клубов дыма, действительно, лезли смуглые, почти черные, заросшие до глаз черти или люди. Перед его глазами все плыло. Сердце нового тела колотилось так, что готово было разорвать грудь на части. В сознании царил настоящий бедлам.
— О, Аллах! Это чудо! Господин воскрес! — орал один из бородачей, так, что его ор больше напоминал рев дикого зверя; гримасы на лице складывались в какую-то дикую маску. — Господин, что с тобой? Господин, это я, Саид! Наиб[8] из Хараколо! — орущая и гримасничавшая фигура едва с ума не сходила от радости, с силой тыкая в себя рукой. — Я Саид, господин!
— Отойди от господина! — бородача кто-то схватил за рукав и дернул назад к каменной стене. — Не мешай ему! Разве не видишь, что он борется с демонами⁈ Шайтаннлар испытывают его силу. Лучше помолимся за него братья…
Темные фигуры в бурках сложили перед собой ладони и начали громко воздавать славу Аллаху. Видя столь странное для чертей или демонов поведение, Ринат начал прозревать. «Черт! Черт! Что тут происходит? Они же молятся! Что у меня с башкой? Это же люди… Мать вашу, граната!».
Прямо на его глазах в узкое окошко-амбразуру влетел железный шар, из которого вылетал небольшой шлейф искр. Ничем иным, кроме как ручной гранатой, эта железная штуковина быть не могла.
Время словно замедлилось, почти остановилось. Черный железный шар медленно-медленно крутился в воздухе, раскидывая вокруг себя яркие частички несгоревшего пороха. Округлившими от удивления глазами Ринат рассматривал смертоносный шар, который вот-вот должен был взорваться десятками крошечных, острых, как бритва, осколков. В голову раскаленными занозами вонзались мысли о скорой неминуемой смерти. «Опять смерть! Опять…».
— Б…ь! — заревел, вне себя от страха, Ринат; вскочив с места одним прыжком, он рыбкой прыгнул в окно. — Пошло все к черту-у-у…
За спиной громыхнуло. Взрывная волна от ручной гранаты, заполненной почти сотней граммов черного пороха, ударила ему прямо в спину и выкинула орущее тело на добрых три десятка метров.
— А-а-а-а-а-а! — вопил он, переворачиваясь в воздухе. — А-а-а-а-а-а!
Сильный удар едва не вышиб из него дух! К счастью, его выбросила на что-то мягкое. Не переставая орать, то ли от страха, то ли от адреналина, Ринат с кряхтением вскочил на ноги. Снес со своего пути какого-то странно одетого человека, затем еще одного. Одетые в нечто похожее на светлые штаны и широкую рубаху, они попытались было тыкать в него чем-то острым. Но, куда там… Как подраненный вепрь, Ринат заревел и, опустив голову, ринулся прямо на них. От удара их словно невесомые кегли сдуло с тропы.
Горная осыпь под ногами скользила. Летели камни, булыжники. Он то и дело спотыкался и падал. Снова вставал и падал. Разбил себе в кровь локти, руки. Перестало хватать воздуха. Грудь вздымалась, как кузнечные меха. Он жадно развела рот, но никак не мог надышаться.
В голове молотом била мысль, что ни в коем случае нельзя останавливаться. «Остановился, значит, умер! Нельзя сбавлять темп! Никак нельзя! Враги совсем рядом! Они вот-вот догонят меня!». Ему казалось, что он слышит топот их сапог, их тяжелое дыхание, звуки взводимых курков. «Еще немного… Совсем немного… До той скалы… Еще сотню шагов… Б…ь, не могу больше!».
На очередном шаге его ноги заплелись и обессиленное тело полетело вперед, где, кувыркаясь, покатилось вниз по каменной осыпи. В самом низу ущелья Ринат растянулся и со всей силы врезался в камень. Когда же очнулся и с трудом продрал глаза, то увидел склонившегося над ним человека. Смуглое, почти черное, бородатое лицо в мохнатой шапке что-то ему яростно шептало.
— Ты жив, господин! Жив! Слава Аллаху! Господь вырвал тебя из рук неверных! Аллах акбар[9]! — восторженно тараторил молодой горец, с фанатичным обожанием глядя на Рината. — Я думал ты разбился,
