растет мое разочарование. Разве он не понимает, что не так просто сказать правду? То, что я читала о человеческом мире, противоречиво; есть рассказы о злых людях, об их эгоистичной и жадной природе, об убийствах и жестокости. Некоторые истории утверждают, что все люди такие, что они хотели бы нашей смерти, если бы узнали о нашем существовании. И хотя я не верю, что все люди такие, я все же не могу рисковать тем, что мой народ будет обнаружен.
За то короткое время, что я провела здесь, в Шелл — Харборе, я убедилась, насколько неверно утверждение, что все люди плохие; но осторожность в моей природе. С таким секретом, как мой, так и должно быть.
— Я тщательно защищала себя и свой народ, Сойер, — почти шепчу я. — Вот почему я до сих пор не говорила тебе правду. Я надеюсь, ты понимаешь. Не то чтобы я хотела солгать тебе, но я не могла… у меня не было другого выбора.
— Где твой пылесос? — спрашивает он, резко меняя тему и звуча кратко. Я указываю на шкаф в гостиной, и он идет за ним. Затем он включает пылесос и всасывает оставшиеся осколки стекла, пока я ищу, что сказать, громкий статический шум разрывает тишину между нами. Что я могу сказать, чтобы исправить эту ситуацию? Я не уверена, что есть что сказать. Кроме того, я не уверена, что эта ситуация может улучшиться. Все вот так.
Он выключает пылесос, наматывает на него шнур и увозит его прочь. Затем он подходит к раздвижной стеклянной двери в гостиной, открывает ее и осматривает повреждения с другой стороны. Он тянется к метле и убирает осколки стекла, засоряющие крыльцо. Я иду через гостиную и выхожу на крыльцо, но он поднимает руку, чтобы я не порезала ноги об оставшиеся осколки.
Тишина опускается на нас. Я не могу смотреть ему в глаза, вместо этого смотрю на дерево под ногами. Оно потрескалось и засохло, краска местами облезла.
Первым говорит Сойер. Когда я поднимаю взгляд, он проводит рукой по своим густым волосам с усталым выражением лица.
— Этот мужчина, от которого ты сбежала, Каллен, и твой брак… этот мужчина приходил к тебе раньше, да?
Я не отрицаю этого, мое молчание почти равно подтверждению. Сойер тяжело вздыхает и прикусывает губу до боли. На мгновение он, кажется, разрывается между тем, чтобы потянуться ко мне или уйти. Мое сердце трепещет при мысли, что он может обнять меня, может простить меня за то, что я не сказала ему правду, что он может принять меня такой, какая я есть.
Он этого не делает.
— Когда мой первый муж, Эвард, умер, Каллен заявил права на меня, — объясняю я. — Другая жена Эварда, Мара, уже была замужем за Калленом. Он взял ее раньше, чем меня, — я хмурюсь, думая о своей ближайшей подруге Маре. Еще больше слез грозит хлынуть из меня, в горле появляется сноп. Вроде, это правильная фраза. Но меня легко запутать в человеческих высказываниях. Но вернемся к Маре: я не знаю, в безопасности ли она, в порядке ли она? Каллен не мог быть счастлив, что Мара помогла мне сбежать, и наказания, с которыми она, несомненно, столкнулась и столкнется, вызывают у меня мурашки по коже.
Каллен, скорее всего, попросит ее о разводе. Это может звучать не так серьезно, согласно человеческим обычаям, но в культуре русалок развод означает практически изгнание из общества. Ей грозит и настоящее изгнание, хотя я не могу представить, что даже Каллен мог быть настолько жестоким, чтобы заставить ее уйти от детей и в одиночестве отправиться в глубины океана. В морском мире изгнание — это всего лишь синоним убийства.
— Ева?
Голос Сойера заставляет меня обратить внимание, и я дрожу. Здесь холодно, ветер бросает мои волосы в глаза и морозит кожу. Вода удерживает тепло, чего нет у воздуха, и мое человеческое тело постоянно борется за тепло. Внезапно вспоминаю, что на мне только тонкая рубашка и джинсы, а еще я стою босиком. Я дрожу.
Я хочу спать, но знаю, что не смогу, даже если попытаюсь; слишком много всего у меня на уме. И мне все еще нужно убедиться, что с Томом все в порядке — и эта тема создает свои проблемы, потому что я не знаю, как объяснить всю эту ситуацию Венди. Я не хочу говорить ей правду — если Сойер тому пример, люди не выносят правды. Кроме того, Венди — мой единственный друг здесь, кроме Сойера, и если она тоже начнет относиться ко мне по — другому… я не хочу с таким столкнуться.
— Это не все, да? — спрашивает Сойера. Его брови сдвинуты, но напряжение с его плеч спало.
Да, но я не хочу ему ничего больше говорить. Он уже смотрит на меня по — другому, как я и ожидала. Он больше не смотрит на меня так, будто я Ева — он смотрит на меня так, будто я потустороннее существо, чего — то, чего он не может понять.
Я знала, что это произойдет, и именно поэтому я больше всего хотела сохранить от него свою тайну. Я просто… я ненавижу то, как я чувствую себя объектом — каким — то странным чужим инопланетянином, которого нужно изучить. Будто я уже не личность для него.
— Мне нужно пойти к Венди и убедиться, что с Томом все в порядке, — тихо говорю я, придумывая причину уйти, причину спрятаться от его пытливых глаз. Я не думаю, что смогу больше находиться в присутствии Сойера. Входная дверь все еще открыта, и пока мы стоим там, я слышу, как ветер воет сквозь деревья, задевая нас обоих.
— Остальной беспорядок и окно, — начинает Сойер, но я его перебиваю:
— Может подождать, — весь дом — это бедствие, но во мне нет сил, чтобы переживать. — Я проверю Тома, а потом пойду спать.
Сойер выглядит так, будто хочет возразить, но затем внезапно сдается без боя. Он оборачивается и смотрит на кухню, где лежат разбитые кружки, а блок ножей валяется на полу.
— Это безопасно? — говорит он. — Или он вернется?
Я почти прерываю его.
— Из — за вмешательства полиции и
