оно несъедобное. Или недоваренное. Или испорченное.
Тоня открыла рот, но так и не придумала, что ответить самоуверенному макароннику. Рецепты он знает, видите ли, старинные. А она, значит, полный профан, изысканную кухню оценить не может.
— Могу предложить что-то более… привычное, традиционное — овсяная каша, борщ, отбивная? — невозмутимо продолжил повар.
Даша тихо засмеялась и согласилась на отбивную с картошкой по-деревенски. Как только за ним закрылась дверь на кухню, Дашка залилась в полный голос:
— Тонька, ты чего, как в ступор впала? Обычно за словом в карман не лезешь, а тут прям язык проглотила! С голодухи?! А повар, скажи, какой красавчик!
— Не заметила. И отстань, есть хочу.
Дашка щебетала про свои планы на завтра. Тоня медленно разжевывала восхитительное мясо с ароматной картошкой — блюдо оказалось божественным — и сочиняла возможные остроумные ответы знатоку макарон. Как назло, ничего путного не приходило в голову. Да и не бежать же за ним на кухню…
…Солнечные лучи слепили, отражаясь в латах и щитах средневековых воинов. У крепостной стены кипел ожесточенный бой. Поганый ордынец — в меховом тулупе и широких штанах, заправленных в узкие голенища сапог — не сдавался, яростно атаковал и оттеснял от своих. Тонька рубилась что было силы. Мечи рассекали прозрачный весенний воздух со свистом. Кольчуга позвякивала.
Наконец супостат упал на спину, запросил пощады. Отороченная мехом шапка скатилась с его башки, легкий ветерок растрепал смоляную копну волос. Тоня приставила к его груди меч, склонилась, вытирая со лба бисеринки пота. Спросила, наконец-то посмотрев в лицо поверженного противника:
— Сдаешься?
В его карих глазах плясали смешинки. Она взглянула в них во второй раз в жизни и пропала. Никогда на нее не смотрели с таким восхищением прежде.
— Да, Тоня, в боевом искусстве ты разбираешься лучше, чем в макаронах. Так мечом махала — засмотрелся! И меня под орех разделала. Все время думаю: больше не придешь в кафе. А я вчера так стормозил, номер не взял…
— Чей номер? — промямлила Тоня, помогая ему подняться. И чуть было не добавила: «Дашин?»
— Твой, конечно, чей же еще? Может, прогуляемся?
Прогулка получилась особенной.
Нос приятно щекотал запах тающего снега и влажной земли, радостно журчали ручейки. Из кустов, пока еще без листвы, доносилось веселое чирикание воробьев. Весна!
Поначалу Тоня переживала, самую малость, что на ней не было ни сапожек на каблучке, ни юбочки, ни пальто, ни чего-то зефирно-воздушного — всех этих непременных атрибутов женственности. А потом Костя взял ее за руку, и внутри все запело, зазвенело от острого предвкушения счастья. В другой руке она несла бумажный тюльпан, который любитель реконструкций наскоро скрутил для нее из рекламного буклета сегодняшнего выступления (опыт имелся, в своем кафе Константин Тюльпанов сделал таких под сотню). И этот цветок был ничуть не хуже своих собратьев за витринами магазинов. А может, и гораздо лучше.
Теперь Тоня точно знала, чем пахнет весна. Она пахнет Надеждами, Возрождением и Любовью.
