своей подругой и разделить ее радость, так же как и ради острых ощущений от бега в Кресте. Она понятия не имела, что ее ждет любовь всей ее жизни, и еще меньше - что он будет тем человеком, за которого Чесси собиралась выйти замуж.
Но любовь безжалостна и не будет отвергнута.
“Вы с Чесси не должны были быть вместе, - сказала Шафран. “Если бы это было так, вы бы меня не встретили, а даже если бы и встретили, то подобрали бы, отряхнули и пошли своей дорогой. И я бы даже не подумала о тебе.”
“А потом, когда мы встретились снова, на вечеринке той ночью . . . ?”
“Тогда мы бы не сразу узнали друг друга и посмеялись над тем, что случилось, а ты бы рассказал Чесси эту историю, и она бы тоже засмеялась. Никто из нас не воспринял бы это всерьез, потому что это было бы несерьезно. Ты был бы создана для Чесси. Но ты не был им, ты был создан для меня. И. . . Ох!”
Шафран взвизгнула, когда порыв ветра сорвал с ее головы шляпу, и они вдвоем побежали вниз по Гранд-Алле, смеясь, как дети, гоняясь за кувыркающимся изделием из черного фетра и солнечных шелковых цветов.
Счастье оставалось с ними до конца дня. Они остановились перед Эйфелевой башней, чтобы сфотографироваться у одного из фотографов, которые занимались там своим ремеслом.
“«Куда месье хотел бы, чтобы я отправил готовый отпечаток??- спросил фотограф.
- Мы остановились в отеле "Ритц".”
Мужчина посмотрел на эту позолоченную пару и улыбнулся. - Ну конечно же.”
Они пообедали в "Тур д'Аржан" и, глядя на огни речных судов на Сене, ели утку под прессом, которой славился ресторан. По обычаю хозяин, г-н Териль, вручил им пронумерованные открытки в качестве свидетельства об их трапезе.
После этого, приятно сонная от коктейля с шампанским, который предшествовал ее трапезе, и бутылки "Шеваль Блан" 1921 года, которая сопровождала утку, Шафран положила голову на Герхарда и нежно поддразнила его.
“Я хочу спать, - пробормотала она. “Я слишком устала для шур-мур.”
Герхард кивнул, нахмурившись с преувеличенной задумчивостью. - Хм, я думаю, это разумно. У тебя был длинный день. Тебе нужно немного отдохнуть. Ты не будешь возражать, если я уложу тебя в постель и отправлюсь в город? Я слышал, что танцовщицы в Фоли-Бержер в этом году особенно хороши.”
- Зверь! Она надулась и лениво шлепнула его.
Они вернулись в свой номер, не обращая внимания на элегантные кремовые, бежевые и золотые декорации. Не оглядываясь, они пронеслись мимо высоких стеклянных дверей, с балкона которых открывался вид на великолепный сад отеля "Ритц" и город за ним. Утром будет достаточно времени, чтобы уютно устроиться на одном из обитых шелком диванов или полюбоваться прекрасным видом.
Шафран сбросила туфли, стянула платье через голову и бросила его на пол, не обращая ни малейшего внимания на тонкую шифоновую ткань. Она расстегнула лифчик, сняла французские панталоны и, смеясь, в последний раз щелкнула ими по ногам, и они полетели к Герхарду, как ракета из белого атласа. Она не снимала чулок, зная, как ее мужчине нравится контраст цвета и ощущений.
Она бросилась на кровать, а затем ловко устроилась, откинувшись на подушки, прислоненные к изголовью кровати, наглая и бесстыдная, когда она повернулась к Герхарду. Он расстегивал рубашку с невыносимой медлительностью, одну пуговицу за другой, постепенно обнажая грудь, слегка покрытую золотистыми волосами. Затем она увидела выступы мышц на его животе. Герхард смотрел на нее, наслаждаясь ее взглядом. Он замолчал, его глаза изучали каждый дюйм ее тела, и она почувствовала, как в ней поднимается жар, как она начинает таять.
Его улыбка стала еще шире. Он знал, что делает с ней. Но когда он расстегнул ремень и расстегнул верхнюю пуговицу брюк, она поняла, что оказывает на него не менее сильное воздействие. Он снял брюки.
"Хороший мальчик", - подумала Шафран, увидев, что уже сняты носки.
А потом он оказался на ней, в ней, и она почувствовала себя завершенной им, как будто они были двумя половинками одного организма. Ее стоны перешли в крики, и она отдалась душой и телом мужчине, которого любила, так же как он отдавался ей.
Позже, когда они насытились и Шафран лежала в его объятиях, лениво проводя пальцами по волосам на его груди, Герхард сказал : - "Это будет последний раз, когда мы сможем быть вместе, моя дорогая...до того, как разразится буря.
Шафран почувствовала ледяной шок. Она обняла его, как будто могла заставить остаться с ней. “Не говори так.”
- Фюрер не остановится на Австрии и Чехословакии. Там вся старая Прусская земля, которая была отдана Польше. Он хочет ее вернуть. Он использует Данциг как предлог, вот увидишь.”
- Тогда пусть забирает. Какая нам от этого разница?”
Герхард пожал плечами. “Никакой . . . разве что Чемберлен и Даладье пообещали полякам, что Англия и Франция будут уважать их границы.”
- Разве это не остановит Гитлера?”
- Почему он остановится? Ему уже столько раз это сходило с рук. Англичане и французы всегда отступали. Он предположит, что они сделают это снова.”
“А как насчет русских? Им не понравится, что немецкая граница приближается к Советскому Союзу.”
“Даже не знаю . . . Но вот что я тебе скажу: мой дорогой брат Конрад расхаживает с важным видом и говорит всем, кто готов слушать, что весь мир вот-вот содрогнется. "Они получат по морде железным кулаком Рейха" - вот как он любит выражаться. Потом он велит мне сходить за летной формой, потому что она мне понадобится.”
“Он тоже будет драться, если это случится?”
- Конрад? Нет, только не он. Он вернется в Берлин целым и невредимым, как обычно, засунув голову в задницу генерала Гейдриха.”
Шафран не смогла удержаться от смеха, но тут же остановилась. “В этом нет ничего смешного, правда? - Я знаю, что это эгоистично с моей стороны, когда весь мир вот-вот сгорит в огне, но все, о чем я могу думать, это: что с нами будет?”
“Я устанавливаю систему с Иззи, чтобы мы могли получать письма друг к другу. Это будет сложно и займет целую вечность, чтобы наши сообщения дошли до конца.
