действий, и они дружно двинулись на штурм гостиничной твердыни.
Перед женщиной-администратором друзья предстали улыбающимися. Их не смутила давно знакомая всем приезжающим фраза:
— Мест нет.
Они продолжали улыбаться, как будто не слышали безнадежного приговора, дружно полезли в карманы, достали паспорта, молча протянули администратору и только после этого позволили издать несколько звуков, ясно доказывавших, что говорить они — увы! — не могут, так же как ничего и не слышат.
— А!.. воскликнула администратор, решив, что она особа догадливая. Затем сняла с крючка ключ, сначала показала пальцем номер, потом жестом же объяснила, что комната наверху.
Спали инженеры божественно: за долгие годы путешествий еще никогда в гостинице не царила такая полная тишина, как будто нм дали место в санатории.
Некоторые сверхпроницательные жители города С., прочитав эти строки, могут подумать: «А вдруг имеются в виду главный инженер облстройтреста и его первый заместитель? Ведь и зовут их так же: Александр Петрович и Николай Васильевич».
Разъясняю: нет, нет и нет! Руководящие товарищи из строй-треста не раз бывали в тихом городе С., отлично знают, что и где там строится. И гостиницу они поэтому искать не станут: на ночевку их сюда и калачом не заманишь. Познакомятся с безрадостным состоянием строительства, выдержат натиск жалобщиков, отдадут распоряжения, а чуть начнет смеркаться, — усаживаются в персональную машину и — фюить! — в родной областной центр. Только их здесь и видели!
Так что совпадение имен и отчеств у начальства и двух инженеров, притворявшихся глухонемыми, — это чистая случайность.
ДЕТАЛЬ
Когда товарища Бубенчикова звали еще не Сергеем Николаевичем, а просто Сережей, про него говорили:
— Посмотрите на эту рожицу: ох, должно быть, и хитрый парень!
А когда Сергей Николаевич вошел, так сказать, в полную силу, его после первой же встречи нередко характеризовали:
— Ну, этот парень себе на уме: пальца в рот не клади.
Именно выражение лица и послужило началом всей истории, которую я хочу рассказать.
Представьте себе тесную цеховую конторку металлургического завода. Три стола. За тем столом, на котором стоит телефон, развалилась конторщица Муся, довольно нахальная девица, мечтающая о чем-то таком, что не имеет никакого отношения к заводу: то ли о завтрашней прическе, то ли о вчерашней вечеринке. Возле второго стола, у большого окна, стоял и смотрел на заводской двор Иван Христофорович, человек уже немолодой, меланхолический и медлительный, по должности заместитель начальника цеха, по прозванию «Минуточка». Третий стол пустой, а когда он бывает занят, именно за ним работает тот самый, хитрый на вит Сергей Николаевич Бубенчиков, недавно поступивший на завод нормировщиком.
Излишне добавлять, что сакраментальная фраза о хитром парне, которому пальца в рот не клали, сразу же и чуть ли не хором была произнесена соседом и соседкой по комнате.
Однако на первых порах поведение Сергея Николаевича находилось для Ивана Христофоровича и особенно для Муси в непонятном противоречии с его коварной наружностью. Нормировщик сидел в своем уголке тише воды, ниже травы, ко всему присматривался и только один-единственный раз на производственном сове-танин намекнул на некоторые замеченные нм недостатки, в частности на грубое обращение Муси с рабочими.
Однако для Муси эта критика как с гуся вода.
Вот и теперь сидела девица возле надрывающегося телефона, и настойчивые звонки ее отнюдь не беспокоили.
Даже Иван Христофорович не выдержал.
— Муся, — с обычной деликатностью сказал он, — телефон.
Муся очнулась и ответила в обычном тоне:
— Слышу. Не глухая.
Она спокойно сняла трубку и положила ее на стол. В мембране что-то рокотало.
Ивану Христофоровичу пришлось напомнить:
— Ведь там человек ждет.
Муся лениво ответила:
— Ну и пусть ждет. Ничего с ним не сделается.
Она наклонила голову, прислушалась и недобро усмехнулась.
— Вот надрывается, ненормальный.
В следующее мгновение комната наполнилась криком. Это Муся начала свою обычную беседу:
— Ну что вы вопите? Что вы вопите?! Какое предложение? У нас их сотни, и все рационализаторские. Откуда я могу знать вашу фамилию?! Сидоренко? Ах, Сидоренко! Еще нет заключения.
Она с треском положила трубку на место. Но тут же снова зазвонил телефон, и все началось сначала:
— Да, да. Я уже вам сказала, Сидоренко. Вы что, глухой? А знаете пословицу, «На всякое хотенье есть терпенье»?
И, не слушая рокотания в трубке, обозначавшего, что собеседник еще продолжает что-то доказывать, Муся решительно положила трубку и вышла из конторки.
А Иван Христофорович подумал, что нехорошо Муся разговаривает по телефону, да и не только по телефону, что правильно отметил и покритиковал новый нормировщик Сергей Николаевич.
В эту минуту в контору, как вихрь, ворвалась запыхавшаяся Муся.
— Все ясно, — сказала она. — Все.
— Минуточку, — прервал ее Иван Христофорович. — Что именно?
Еще не отдышавшись, Муся трагическим жестом, подсмотренным у заводских драмкружковцев, указала на пустой стул нормировщика.
— Этот, как его, Колокольчиков или Бубенчиков, про нас написал.
— Минуточку. Ничего не понимаю. Куда написал? Что написал?
Муся презрительно поджала губы: вот, дескать, бестолковый.
— Что — это еще не выяснено. Но догадаться можно: не объяснение в любви, а совсем даже наоборот.
И горестно опустилась на стул.
— Ох, чуяло мое сердце! Как взглянешь на него, так и подумаешь: хитрит парень. Уж не то что этот растяпа Сидоренко.
И передразнила:
— «Вас беспокоит Сидоренко», «Будьте любезны…»
Обратилась тоном спокойным, даже, можно сказать, обреченным:
— Знаете, куда он пошел?
— В конструкторское?
— Знаете? С чем вас и поздравляю!
— Минуточку! Что ж тут особенного? — искренне удивился Иван Христофорович.
Муся стала растолковывать, как ребенку:
— Ой, боже ж мой! Святая простота! Ну слушайте. Вижу я: оглянулся Бубенчиков — и шасть туда. Я сделала вид, что и мне в конструкторское. Наклонился наш Бубенчиков к Ануфриеву и так горячо, так горячо ему что-то зашептал. А потом бумажку сунул. Я бочком, бочком — поближе. Вижу: Ануфриев головой закивал. Слышу: «Продвинем, — говорит, — ваше сочинение». — Муся торжественно, но с прежней обреченностью спросила: — Ясная картина?
— Ничуть не ясная. Ну, отдал Ануфриеву какое-то свое сочинение.
— Да вы что? Или забыли, кто Ануфриев?
— Инженер.
— Это неважно. А по нагрузке — редактор стенгазеты.
Иван Христофорович задумчиво почесал затылок и стал соображать:
— Погоди, погоди.
— А что мне годить? Нормировщик написал разоблачительную заметку.
— Минуточку… Знаешь, ты права. И потому плохо твое дело. Сколько раз
