эльфийка за кого себя выдаёт, или, быть может, своей пышной грудью она пытается спрятать рыбку покрупнее, вкуснее и слаще…
Спускаясь в подвал, где за решёткой, скованные по рукам и ногам, на холодном полу лежали четыре полуголые женщины. Невольно вспомнил выродка Тутлюса. Скорее всего, двух из этих убийц я отдам своим бойцам, после чего их от греха подальше прирежут. С одной возможно порезвлюсь сам, а «знатную» приберегу для обмена. Жестоко ли я поступаю? Разумеется жестоко, вот только как говорить о милосердии, когда перед тобой не просто рабыни, а самые настоящие, хладнокровные убийцы, что без зазрения совести вырезали целые деревни, оставляя в живых лишь бедных сирот.
Глава 2 - Сделка с дьяволом.
За толстыми металлическими прутьями, скованная по рукам и ногам, на коленях стояла пышногрудая мулатка Дроу. Одежда женщины изодрана, слипшиеся чёрные волосы перекинутые через плечо не могли скрыть большой женской груди и таких же розовых сосков, коими та завлекала всех окружавших меня стражей, предлагая попробовать «последнюю женщину в их жизни».
Она кичилась, кричала, рычала и гавкала, как собака, акцентируя внимание на том, что она потомственная Кафу, что означало её как представительницу высшего сословия происходившего родом из Жарких песков Неберии. Глядя на этот пылающий взгляд, внешний вид этой Дроу понимал: перед тем как она сюда попала многие уже успели с ней порезвиться. Также, глядя на тех, кто прятался за её спиной, видел в женских глазах решимость и отвагу, присущую псам, но не как тем, кто их кормит. Позади гордого трио то ли притворяясь, то ли действительно страдая от какой-то болезни, кашляя лежала самая обычная с виду тёмная эльфийка, казавшаяся на фоне своих внушительных сестёр самой страшненькой и неприглядной.
— Магнус, а скажи мне пожалуйста, вон с той дохлой твои ребята развлекались? — приказав сунуть кляп в рот говорунье, отвлекавшей меня от размышлений, спросил я.
— Так она же больная, страшная, не то что эти три, господин… — Сначала попытавшись скрыть факт сношений своих подчинённых, а после во всём сознавшись, ответил мужчина. — Нет ваше сиятельство…
— Гвиний… — Окликнул я своего советника и тот, понимая, что от него требуется, сотворив заклятие развеивает над «больной» чары, после чего, в заместо измученного и изуродованного болезнью лица появляется молодое и красивое, выделяющееся карими глазами и красной меткой на лбу.
При виде этого все эльфийки выпучив глаза забились в конвульсиях, завизжали и даже попытались подползти к своей молодой соплеменнице, но стража естественно не позволила им этого сделать.
— Эй, грудастая, за все те слова коими ты полила меня и моих людей, может мне прямо сейчас её наклонить и перед вами трахнуть? — взяв Дроу за цепь, висевшую у той на шее спросил я, а после, подтащив к длинноволосой, кинул её госпожу прямо в ноги пустившей слезу приспешнице. Я знал, почему эта собака так громко лает, знал, что до потомственной дворянке той как негру великану до дюймовочки, знал и всё равно позволил продолжать спектакль. Она хотела выгородить эту Дроу, её казавшиеся до этого момента спокойные сёстры тоже вдруг взорвались эмоциями. — Ты ведь знаешь кто я, принцесса? — взяв ту за лицо, играя на публику спросил я и молодая Дроу, глядя на меня испуганными глазами, кивнула. — Это хорошо, тогда ты должна понимать чьих людей, крестьян твои сёстры отправили в землю.
Лицо потомственной Кафу затряслось в страхе, пуще прежнего взорвалась слезами кланявшаяся мне в ноги черноволосая, по чьему мычанию я мог понять лишь одно: она просила пощады для этой девушки.
— Вытащи ей кляп… — Кинул я солдату, глядя на то, как пышногрудая дроу, прижимаясь лицом к моему сапогу, пытается что-то произнести.
— Прошу, господин, я могу всё! Убивать, ублажать, готовить, служить, я сделаю для вас то, что даже и представить себе не могут ваши человеческие женщины…
— Тебе стоило предложить мне это раньше, — холодно, пытаясь напугать гипнотизирующую меня своим телом женщину, проговорил я. Позволить себя обмануть столь льстивыми словами значило забыть о всех тех смертях, что эти Дроу принесли на мои земли. В планах моих было кое-что другое. Мне требовалась компенсация и сейчас я приблизительно знал, как ту заполучить.
— Эту ушастую помыть и ко мне в покои, — тыкнул пальцем в Кафу я, и при виде вновь готовой разразиться словесным поносом её защитницы, добавил: — если хоть пинешь без моего дозволения, я прикажу скормить тебе сердца твоих подруг, а после и твоей же госпожи, поняла меня?
Лицо Дроу полыхало ненавистью, её трясло от страха и злобы за свою Кафу, что обернувшись к той, с натяжкой улыбнулась и на эльфийском что-то произнесла. Длинноволосая умолкла, дрожь по телу женщины прошла и та, уткнувшись лбом в землю, утихла. Её смиренное поведение, тембр голоса — всё казалось настолько показушным, что даже резко изменившееся поведение ещё недавно больной Кафу казалось чем-то обыденным. Мне повезло, сильно. Моя догадка оправдалась, и теперь я имел первоклассного и весьма ценного раба, вместе с настоящей командой, готовой той служить. Осталось только понять, как по выгодней использовать Дроу и её «молочных» подруг.
Тёмную эльфийку ко мне привели под самый рассвет. Гвиний знал как преподносить мне женщин. Смуглая девушка в белом, чуть ли не свадебном и очень откровенном наряде выглядела просто сногсшибательно. Глядя на такую красоту, приправленную злобным и покорным взглядом, так и хотелось сначала сделать своё грязное дело, а уже после вести с той переговоры, вот только деньги и выгода всегда для меня были превыше всего. По крайней мере в прошлой жизни… В играх… И когда вопрос не касался женщин…
— Сука… — Понимая, что из-за просвечивавшегося женского платья не могу настроиться на рабочий лад, выругался я, и та, восприняв это как команду, вслед за захлопнувшимися дверями принялась раздеваться. В первую очередь на землю упало платье, едва скрывавшие женские бёдра, после некое подобие блузки, полностью оголившее смуглое тело, без единого синяка и шрама. Изящная и нетронутая, сейчас она полностью отличалась от своих сестёр, и лишь одно объединяло некогда знатную Кафу с её сёстрами — магическое клеймо, начертанное Гвинием на относительно небольшой женской груди.
Глядя на меня, женщина высокомерно фыркнула, презрению ко мне в этих карих, тёмных глазах не было предела. Не произнося и слова, виляя своим сочным задом,
