мужа, и жены, их чувства и мечты остались вне поля зрения рассказчиков, я поневоле вынужден ограничиться лишь бытовой стороной их жизни, видимой окружающим, и кратко описать их социально-экономический статус (если уместно использовать здесь это выражение, редко попадающее в художественную литературу). Сначала я – по возможности кратко – опишу героиню, принимая во внимание, что почти всё последующее повествование будет связано с ней и её поступками. А затем чуть более пространно опишу ее мужа. Такой дифференцированный подход к главным действующим лицам вполне, по-моему, оправдан, если учесть, что практически всё, касающееся нашего героя, относится к предыстории событий, в то время как в самой истории он играет роль покойника, и, следовательно, от него не приходится ожидать каких-либо значимых действий.
Замуж наша героиня вышла незадолго до окончания пединститута, и, приняв при регистрации фамилию мужа, из Ани Коломойской превратилась в Анну Владимировну Чебакову. Ни юная Аня, ни Анна Владимировна, видимо, не блистали какой-то особенной красотой, но люди, встречавшиеся с ней в более зрелом ее возрасте, говорили о ней, как о женщине с приятной внешностью, способной задержать на себе мужское внимание, и с ровной, благожелательной манерой общения. Был ли ее будущий муж очарован ею или всё происходило как-то иначе, сказать невозможно, но как бы то ни было, он остановил свой выбор на ней и предложил ей руку и сердце. Вновь образованная ячейка общества была самой обыкновенной советской семьей, и навряд ли кто-то, глядя со стороны, мог бы заметить в этой семейной паре нечто особенное и выбивающееся из привычного ряда. Жена работала в школе – преподавала то ли иностранные языки, то ли русский и литературу, – муж, за несколько лет до того окончивший какой-то технический вуз, тоже где-то трудился на инженерной должности. Их семейные доходы, если даже и несколько превышали среднестатистический уровень подобных молодых семей, то всё же не настолько, чтобы бросаться в глаза и чтобы стоило об этом специально упоминать. Всё как у всех.
Но к началу девяностых, то есть в те бурные годы, которые вошли в историю под именем «перестройки», положение этой семейной пары (детей у них, насколько я понял, не было) быстро и радикально изменилось. Он – Анин муж, Виктор Чебаков (его отчество осталось для меня неизвестным) – в считанные годы из рядового совслужащего (ИТР, так сказать) превратился в бизнесмена новейшей формации. Какой-то кооператив при конторе, в которой он до того протирал штаны, затем один из первых в городе видеосалонов (пусть за этой вывеской скрывалась всего лишь каморка, вмещающая десяток зрителей, но денежки-то потекли), потом пара ларьков на барахолке (это уже после девяносто первого) – шаг за шагом, и вот уже совсем другой социальный статус. Не наемный работник, прозябающий на скудном государственном жалованье, а один из хозяев жизни, буржуй, советский Мистер Твистер. Конечно, не надо преувеличивать – владельцем заводов, газет, пароходов он в одночасье не стал, как некоторые его современники и соотечественники (для этого надо было стартовать с другого уровня), но на фоне подавляющего большинства своих бывших сослуживцев, перебивающихся с хлеба на квас и не знающих, куда им теперь приткнуться, он выглядел уже весьма значительной персоной и вовсе не собирался останавливаться на достигнутом.
Жена его, правда, первые годы как была, так и оставалась рядовой учительницей, но это уже просто по инерции. Её зарплату, которую и платили-то нерегулярно, муж мог в любой момент вытащить из своего бумажника (а мог и две, и три, если бы потребовалось!), так что экономическая необходимость в ее учительских трудах напрочь отпала – никакого влияния на семейный бюджет они уже не имели. А посему, когда они переехали из своей однокомнатной квартирки в задрипанном микрорайоне в роскошные – иначе не скажешь (высокие потолки, огромные прихожая и кухня, евроремонт и так далее) – четырехкомнатные хоромы на одной из центральных улиц и ездить на работу Анне Владимировне стало слишком далеко, она уволилась из своей школы и ни в какую другую устраиваться не стала. И муж давно склонял ее к этому, да и она, по-видимому, не слишком отстаивала свое право на труд.
Я думаю, читателю ясно, что никто мне ничего подобного не рассказывал, и это я сам – по своей привычке – пытаюсь домысливать, примеряя себя на место героини. И мне кажется, я более или менее понимаю мотивы ее поведения. И до того обычная советская школа по царящей в ней атмосфере неуклонно приближалась к дурдому, а в те годы и вовсе покатилась вниз по лестнице, ведущей вниз. Общество окончательно убедилось, что образование ничего существенного не дает в борьбе за материальное благополучие и что, даже если ты, в конце концов, станешь профессором (высшая степень образованности в обыденном понимании), то это вовсе не гарантирует тебе прожиточный минимум. Не в этом, оказывается, счастье! И дети – чуткий барометр социальных настроений – восприняли этот тезис как руководство к действию (тем более, что он идеально совпадал с их испокон веку существовавшим нежеланием делать уроки и вообще открывать скучные учебники). Если кто помнит, согласно социологическим опросам школьников, чуть ли не половина подростков в те годы собирались в будущем стать бандитами и валютными проститутками и на этом пути завоевать себе место под солнцем. Не надо, конечно, слишком уж доверять всем этим внезапно расплодившимся «социологам» и раздувающим такие темы журналистам (многие из них и сами-то недалеко ушли от упомянутого идеала), но то, что подобная общественная тенденция существовала, отрицать не приходится. Вот и рассказывай таким детям про Чацкого с товарищем Нетте или про склонение количественных числительных! А потому естественно предположить, что потерявшая необходимость ежедневно ходить на работу учительница вполне могла махнуть рукой на это дело, разочаровавшись в избранной ею профессии (если, разумеется, она когда-то считала преподавание своим призванием).
Как бы то ни было, к началу нашей истории Анна Владимировна уже несколько лет нигде не работала и пребывала в статусе «домохозяйки» (воспользуюсь этим откровенно совковым термином, поскольку не знаю, как принято сегодня именовать жен успешных бизнесменов). Она уже, надо полагать, достаточно освоилась в этой новой для нее реальности. Привыкла к сытой, обеспеченной жизни, к покупкам нарядов и украшений, к ужинам в модных ресторанах, к посещениям всяких там бутиков, косметических салонов, концертов с приезжими знаменитостями и к прочим – совершенно неизвестным мне – радостям жизни женщины, имеющей богатого и не страдающего излишней скаредностью мужа. Будем считать, что такая жизнь ее вполне устраивала и ничего другого она от нее не ожидала. Выпал ей в жизненной игре счастливый номер, вот она
