истории.
На наш взгляд, определённую роль в противоречиях между Востоком и Западом сыграли религиозные различия между исламом и христианством в Европе, но не только они. Римско-католическая церковь, представлявшая собой в средние века уникальный наднациональный институт в Европе, использовала религиозные обоснования в поддержку или в оправдание военных действий, в том числе крестовых походов. Военные походы на восток были связаны не только с духовной сферой. Папа Урбан II в 1095 г. осудил истощавшие и ослаблявшие христианский мир внутренние столкновения, призвал прекратить феодальные междоусобные войны в Европе и перенаправить вектор пассионарности в сторону Святой земли. Иерусалим и Ближний Восток в целом интересовали католическую Европу по политическим и экономическим соображениям: доступ к новым материальным ресурсам, чтобы не вести передел внутри Европы путём кровопролитий. Этот фактор послужил экономической причиной крестовых походов.
В свою очередь, экспансия мусульман также оказывала влияние на Европу: с VII по X вв., затем с XIV по XVIII вв. Профессор Флорентийского университета Ф. Кардини делает парадоксальный вывод о том, что именно названные периоды способствовали рождению Европы, «самоопределению» европейцев, вынужденных объединяться, искать пути и способы совместных защитных действий[4]. Взаимодействие с исламским миром в различных формах — как вооружённого противостояния (начиная с крестовых походов), так и обмена товарами, идеями, знаниями — способствовало выработке и закреплению Европой своей идентичности, общности[5], которая создавалась на протяжении столетий. Вместе с тем с последствиями войн с мусульманами во многом связаны кризис экономики, упадок торговли, спад мореплавания, которые переживала Европа в тот период.
Отметим любопытное сходство в отношениях западноевропейских городов с сарацинами, с одной стороны, и русских князей с ордынскими ханами — с другой. Так, правители городов Южной Италии в Раннее Средневековье периодически прибегали к услугам сарацин в раздорах между собой[6], и сарацины «помогали» то одним, то другим. Русские князья позднее, в XIII в., также сводили «феодальные счёты друг с другом при помощи ордынской военной силы», приглашая «пограбить княжества своих политических противников»[7]. Применительно к области внешней политики высказывалось мнение, что «и поганые надобны Руси» в качестве союзников в борьбе с соседями (венграми, поляками) в случае недостатка собственных сил[8].
Однако помимо периодов особой напряжённости в отношениях христиан с мусульманами — в XII-XIII вв. — следует отметить вклад исламской науки и культуры в становление европейской цивилизации, а также положительное влияние экономического и культурного сближения Европы и исламского мира, давшего импульс хозяйственному, финансовому, технологическому, научному и интеллектуальному прогрессу в Европе. Торговля с арабскими странами приобрела настолько важное значение, что мусульманские монеты (динар, тарий, дирхам) получили хождение наравне с византийским денарием. Через арабский мир в Европу проникала философия, в том числе античная, и другие науки, что «изменило структуру европейского знания», сделав этот период «одним из наиболее просвещённых и благополучных в истории средиземноморских областей Европы»[9]. Так, бумага получила распространение в Европе в XIII в., а в исламской Испании этот носитель информации появился ещё в X в.
В то время науки в мусульманском мире были более развиты, чем в Европе. Для экономики, торговли, науки Европы становилось насущной необходимостью изучение арабского языка как «языка великой культуры»[10]. Перевод в XII в. на латинский язык Корана создавал предпосылки для ознакомления с трудами арабских учёных по философии, астрономии, географии. Распространялись переводы материалов по медицине и математике. В архитектуре, живописи, бытовом искусстве Испании стал развиваться самобытный стиль мудехар (по названию мусульман, живших на территориях, впоследствии отошедших к христианам) — конгломерат мавританского, готического, ренессансного искусства. В хозяйственной жизни мавры также были более прогрессивными.
Это отмечал немецкий учёный Ф. Лист (1789—1846), заложивший основы исторической школы политической экономии. В главе своего фундаментального труда «Национальная система политической экономии» (1841 г.), посвящённой Испании и Португалии, в историческом экскурсе в X в. он пишет о маврах, которые на плодородных землях с успехом выращивали хлопок, сахарный тростник, рис, занимались шелководством, имели свои ткацкие фабрики. Проведённый анализ хозяйственной жизни позволил Листу прийти к выводу, что в то время на территории Иберийского полуострова присутствовали все «элементы величия и благосостояния». Однако в XIV в. начался длительный период застоя, тогда же ухудшились отношения между христианской, мусульманской и еврейской общинами. Передовые сельскохозяйственные технологии постепенно утрачивались. Христианская знать предпочитала разводить скот, что позволяло извлекать более быстрый доход. В результате значительная часть Пиренейского полуострова была превращена в пустыню[11]. Победивший «фанатизм в союзе с деспотизмом» начался с преследования евреев, а затем и мавров. В итоге ценнейший человеческий капитал — «трудолюбивейшие и богатейшие жители» — был выброшен из страны и национальной промышленности, и «могуществу был нанесён смертельный удар»[12]. Начавшийся экономический упадок был также связан с проведением испанским государством политики накопления драгоценных металлов, ввозимых из-за океана после открытия Х. Колумбом Америки, в ущерб развитию национального предпринимательства и экономики.
Итак, на определённом этапе исторической эволюции мусульмане сыграли прогрессивную роль, способствуя развитию европейской культуры и экономики. Однако впоследствии роли поменялись. Ф. Кардини представляет войны против мавров в Испании в XV в. не как религиозное противостояние, а, скорее, как борьбу между Европой и Азией, или, по Геродоту и Эсхилу, борьбу «между цивилизацией и варварством»[13]. Между тем и сам христианский мир Европы сотрясали внутренние раздоры, которые, как любые войны, в том числе против «неверных», осудил ещё Эразм Роттердамский (1466—1536). В своём произведении «Похвала глупости» он подчёркивает, что военные действия наносят ущерб обеим сторонам, и сравнивает разрушительное влияние войн на нравы с моровой язвой[14].
Турецкое вторжение в Европу с XIV в. приобрело особый размах в XVI-XVIII вв., при том, что экономически турецкие завоеватели уже тогда уступали передовым странам Запада. Отголоски начавшегося длительного периода противостояния, в том числе и по проблеме «европейскости», слышны и в современной Европе. В 2007 г. экс-президент Франции Н. Саркози в контексте отношений со странами Средиземноморья и Турцией так изложил своё видение проблемы «быть европейцем»: все страны мира не должны интегрироваться в Европу[15]. Между тем, нельзя не признать, что расширение европейского влияния за пределы ЕС содействует укреплению его позиций как международного игрока.
Радикализация ислама, выразившаяся в крайних формах экстремизма и сериях террористических атак, осложнила обстановку в Европе. По мнению французского эксперта М.-А. Перуз де Монкло, интернационализация ответа на терроризм могла привести и к интернационализации его угрозы. На Западе господствует упрощённый подход, когда любые антиправительственные группировки в Африке, даже криминальные, относят к джихадистским[16]. После серии вооружённых вмешательств западных коалиций в Африке и на Ближнем Востоке в Европу в 2015 г. хлынул поток беженцев. Беженцы из зон военных конфликтов и гуманитарных катастроф, по прогнозам, составят самое социально
