они знают? ― спросила девочка, посмотрев на собеседника сквозь заборную сетку.
— У них есть специальные аппараты и карты. И синоптики через них наблюдают за небом и определяют, какая будет погода, и объявляют всем по радио, ― точного ответа Рик не знал, но притворился знатоком.
— И где эти синоптики с картами?
— Ну… ― мальчишка запнулся и забегал взглядом, стараясь сообразить, что сказать, чтобы не выглядеть просто бестолковым зазнайкой в глазах новой знакомой. ― Они высоко в горах, оттуда лучше видно небо, ― выдал он.
— В пустыне нет гор, значит и синоптиков там нет? ― Аврора оказалась не менее осведомлённой о мире за пределами Полуострова, чем её собеседник.
— Нет, ― Рик нахмурился. ― Зачем там синоптики? В пустыне всё равно почти никто не живёт и всегда жара. Да и радио там нет.
— А если кто-то решит поселиться в пустыне и радио с собой возьмёт? ― заметив дырку в заборе, Аврора сняла рюкзак, просунула его вперёд себя, затем присела и, пригнув голову, гусиной походкой пролезла на другую сторону.
— Не решит, ― категорически возразил мальчишка. ― Там песчаные бури и нечего пить, а радио сразу перегреется.
— Но чайки просто так не кричат, ― вернулась девочка к тому, с чего начался спор. ― Вот увидишь, ― вновь надев рюкзак, она отряхнула край куртки и улыбнулась.
***
Сунув ноги в стоптанные, некогда отцовские, ботинки, встаю с кровати, попутно расправляя на себе свитер и подтягивая кальсоны. Мерзкий холодок пробегает по телу, на несколько секунд вздёргивает вверх плечи и сводит челюсти. Снимаю с гвоздя на стене старую, но довольно тёплую шинель, подаренную мне стариком Грэхемом, её недостатками были только коротковатые для меня рукава и отсутствие одной из железных пуговиц ― самой верхней. Накидываю шинель на плечи и выхожу из комнаты.
В день нашей с Ророй встречи чайки орали как ненормальные, а потом всю ночь, вопреки всем прогнозам погоды, бушевала жуткая буря. Отец тогда напился до беспамятства, чтобы заснуть, а я лежал, закутанный в дырявое одеяло, прижимаясь к нему, и представлял, как страшно было Роре сидеть в подвале дома во время урагана, которому позже присвоили имя Фиргат.
Спутанные волосы отчаянно не хотят отпускать зубчики расчёски и больно дёргают кожу на голове, будто в знак протеста. В этом бою я всё чаще проигрываю. Зачерпнув воду из железного бака в коридоре, умываюсь прямо из ковша, игнорируя посредника в виде железного умывальника. С каждым днём всё меньше времени трачу на приведение себя в порядок. Раньше в этом хотя бы был смысл: не выслушивать замечания за неряшливость от классной руководительницы, не вызывать отвращение у Роры и не выглядеть совсем уж неблагополучным чмошником в глазах её семьи. Теперь — не всё ли равно, в каком виде убирать навоз за скотиной старика Грэхема, таскать воду, сено или капаться в земле…
За годы отцовского пьянства запахом спирта и перегара пропиталась каждая доска в полу, стене и потолке кухни. Печь еле тёплая, желания подбрасывать дрова не было ни у меня, ни у отца. Набираю воду в закопчённый железный чайник и ставлю его на зажжённую газовую горелку. Толкнув плечом дверь, которая уже из последних сил держится за петли, оказываюсь на свежем воздухе.
На улице отец возится с главным своим сокровищем — видавшим виды самогонным аппаратом. Поломка этого агрегата стала единственной причиной за последние лет десять, по которой отец был трезвым уже второй день и даже вспомнил, что руки у него, хоть и трясущиеся, но золотые.
— Доброе утро, ― хриплю я мрачно, остановившись на крыльце, и несколько раз кашляю, чтобы прочистить горло.
— Доброе, чтоб его, конечно… ― угрюмо хрипит отец в ответ, не поднимая взгляд на меня. ― Лучше трубку папке забей, чем издеваться, чертёныш… ― достаёт из кармана свою самодельную курилку и бросает мне.
Ловлю её, чуть наклонившись и подавшись вперёд.
Вода закипает, пока я чищу, набиваю и раскуриваю трубку, насыпаю заварку прямо в чайник.
— Чай принести? ― спрашиваю я, у отца.
Тот затягивается трубкой и с характерным шаркающим звуком чешет небритую щёку.
— А что, старикан решил тебе сегодня выходной устроить?
— Я его попросил, чувствую себя неважно, ― и это даже не ложь ради оправдания.
— А когда-то чувствовал себя важно? ― с усмешкой спрашивает отец, после чего прижимает к моему лбу свою шершавую жесткую ладонь. ― Врёшь поди, засранец. Проспал?
Зажмуриваюсь и морщусь от крепкого щелбана. В этом грубовато-трогательном жесте и во взгляде желтоватых отцовских глаз чувствуется искренняя родительская любовь и забота. Я вздыхаю, и решаюсь признаться:
— Сегодня день моего с Авророй знакомства… ― слова тащат за собой по горлу тяжёлый ком.
Худое лицо отца моментально делается мрачным, он молча обнимает меня и похлопывает по спине. Я знал, что он поймёт. Сколько я помню отца — он пил, но все его знакомые и друзья говорили, что он и капли в рот не брал до смерти моей мамы. И в последнее время я сдерживался из последних сил, чтобы не последовать его примеру…
***
Рик проснулся от стука в окно. Спросонья он не сразу сообразил, что это за звук и откуда он доносится. Первой мыслью было, что это птица врезалась в стекло или что-то посыпалось с ветхой крыши. Ни первое, ни второе мальчишка не воспринял как повод вылезти из-под одеяла. Открылась входная дверь. Отец, который, кажется, ещё не ложился с вечера, спросил у кого-то: «Тебе чего?». А вот зазвучавший после этого голосок Авроры заставил Рика буквально подпрыгнуть и чуть ли не ткнуться носом в оконное стекло. Он общался с Авророй уже год, но за всё это время она ни разу не видела, где и с кем он живёт. И сейчас Рик был готов провалиться в ад от стыда. Аврора стояла у его жалкого, свистящего от ветра дома, она видела покосившийся щербатый забор, видела неряшливый, полузаросший кустами двор, видела небритого, грязного, едва державшегося на ногах после очередной пьянки отца Рика и, повернув голову, увидела через окно самого Рика: нечёсаного, с припухшими сонными глазами, с отпечатками подушки на щеке и одетого в старый дырявый отцовский свитер. Мальчишка в ужасе шарахнулся от окна и присел, скрываясь. Он был уверен, что теперь их с Авророй дружбе пришёл конец.
— Рик! К тебе подружка пришла! ― рявкнул отец и хрипло закашлялся.
Панически соображая, что теперь делать и как оправдываться перед девочкой, Рик отполз в сторону от окна и подтянул к себе стул, на котором висела
