милиции же ночевать.
– Да уж…
Милиция представляла собой блок из двух бытовок. Их, видимо, привезли порознь и соединяли уже здесь, на месте. Справа от входа к стене бытовки была гвоздями прибита скромная табличка с лаконичной надписью: «Милиция». Несмотря на поздний час, в одном окне из двух горел свет. Дан постучал и, не дожидаясь ответа, вошёл. За письменным столом сидел плотный человек с короткой стрижкой, в голубой рубахе с капитанскими погонами, и что-то быстро писал обычной шариковой ручкой – тёмно-жёлтой, с фиолетовым колпачком. Слева от капитана лежала стопка исписанных листов – штук двадцать, не меньше. Видно, писал он давно.
– Вечер добрый! – поприветствовал Дан.
– Да уж рассвет скоро, – благожелательно ответил капитан, не поднимая на вошедшего глаз и не отрываясь от работы.
– Меня Даниил зовут, а паспорт я в поезде оставил.
– Был бы человек, а документ мы завсегда составим.
Дан смутно помнил, что похожее выражение, высказанное в адрес подследственного, ничего хорошего последнему не предвещало. Но он не был подследственным, да и времена другие, поэтому сел на стул по другую сторону стола и решительно заявил:
– Я в Москву хочу!
– В Москву все хотят, – всё так же благожелательно ответствовал капитан.
– У меня там дом!
– А у меня дом, – капитан запнулся и поднял глаза на посетителя, – в другом месте, а я вот тут сижу.
Глаза!.. Дослужиться только лишь до четырёх маленьких звёздочек в этом возрасте – такое возможно, но быть всего лишь в звании капитана с такими глазами – вряд ли. Или надо было уж слишком сильно проштрафиться.
– Вы из «конторы», – не удержался Дан.
– Приятно иметь дело с умным человеком. Впрочем, в скором времени всё равно бы догадались. Служили?
– Да, срочную, два года. Танкист.
– Это хорошо, – глаза капитана подобрели. – А то присылают чёрт знает кого!..
– Откуда присылают? – осторожно поинтересовался Даниил.
– Оттуда, – капитан с досадой ткнул ручкой в сторону железнодорожной станции.
– И часто… присылают?
Капитан некоторое время задумчиво изучал посетителя.
– После армии что-то заканчивали?
– Да.
– Давайте так: пообвыкнете немного, присмотритесь. Никаких резких движений не делайте. Поживите пока у бабы Дуси: третий дом отсюда, Григорьич покажет. А там и поговорим.
Капитан вытащил из кармана ключи, подошёл к стоящему в углу громадному несгораемому сейфу, открыл его, вытащил несколько купюр и положил на стол перед Даниилом. Сверху положил бланк расходной ведомости: в левую длинную строку вписал его имя, в столбец – «сумма 50 руб.», и положил перед ним ручку.
– Это не вербовка. Это подъёмные. Надо же вам на что-то жить.
Дан взял в руки деньги: девять купюр номиналом по пять рублей и пять рублёвых. Посмотрел год выпуска денег: 1961. Поднял глаза на капитана. Тот открыл ящик стола, вытащил оттуда газету «Правда», взял ручку и обвёл дату: «17 сентября 1973 года».
– Газета недельной давности. Зовите меня Николай Фомич.
Даниил проглотил комок в горле:
– Имя и отчество настоящие?
– Настоящие.
– Значит, нет отсюда выхода?
– Может быть и есть, но пока никто не нашёл. Я сильно форсирую события и нарушаю все инструкции, но мне почему-то кажется, что это верный путь, – красные от недосыпа глаза капитана ничего сейчас не выражали.
– До завтра. Вернее, до вечера. Давайте в восемнадцать. И очень прошу: не надо никого ни в чём разубеждать. И так обстановка нервная.
Даниил молча взял ручку, расписался напротив суммы в пятьдесят рублей и вышел.
* * *
– Поговорили…
В голосе Григорьича вопросительной интонации почти не чувствовалось.
– Да.
– Если вернулся – значит, парень ты крепкий и с головой у тебя всё в порядке.
– А что, некоторые не возвращаются?
– Ты первый. Не ошибся я в тебе; не зря постель стелил, – он указал в сторону лавок.
– А эти, которые «не возвращаются», они куда деваются?
Григорьич пожевал нижнюю губу:
– Наверняка не скажу; думаю, что их в психушку увозят: какой с них толк?
– А вы, значит, тоже оттуда же, откуда и капитан?
– А ты как думаешь?
Дан вздохнул:
– Давайте, что ли, пирожков и чаю горячего.
Фёдор Григорьевич открыл витрину, достал тарелку с четырьмя пирожками; снял ценник с надписью «Печенье Юбилейное – 28 коп.» и, положив пачку печенья на тарелку, двинулся к столику.
– Я с тобой тоже чаю попью.
Стаканы с прилавка Фёдор Григорьевич проигнорировал; достал откуда-то снизу красивые подстаканники с уже вставленными в них стаканами с тонкой стенкой. Оттуда же выудил термос из тёмной матовой нержавейки и разлил по стаканам чай.
Дан засмотрелся на подстаканник. У орнамента на нём явно имелся какой-то древний прототип: линии перетекали друг в друга и создавали новый узор – отчасти дополняющий, а отчасти конфликтующий с предыдущим.
– Серебро?
– Мельхиор.
– Никогда не видел таких.
– А их два всего изготовлено. Я их по особым случаям достаю. Пей, пока горячий. С травками.
Дан отхлебнул чай и принюхался к отвару.
– Похоже на таёжный сбор: тимьян, земляника, лесная смородина и… бадан?
– Бадан.
– Так он же здесь не растёт.
Фёдор Григорьевич глянул на Дана уважительно.
– Где «здесь»?
– Ну, мы же где-то недалеко от Нижнего Новгорода?
– С чего ты взял?
– Я же там с поезда сошёл…
– Уверен?
Дан задумался.
– В том, что вчера вечером я садился на поезд в Москве, уверен. Что сошёл с поезда где-то не доезжая Нижнего, – тоже уверен. Думал, что это я во сне сошёл, а на самом деле… Вот же, я сижу и пирожки кушаю. Хотя… Когда выходил отсюда к поезду, средней полосы уже в помине не было: тайга здесь. И бадан… Мы в Сибири, что ли?
Фёдор Григорьевич подлил себе чаю, отхлебнул и посмотрел в окно:
– Нет у этого места конкретной географической привязки. Иногда кажется, что почти нащупали, а потом – опять обрыв… Ты ешь, ешь…
Дан застыл с набитым ртом, потом кое-как протолкнул в горло комок недожёванного пирога и, неожиданно перейдя на «ты», спросил:
– Подожди, Григорьич, у меня вопрос: вы же не каждый день гостей принимаете, а пирожки – свежие. Вы что, ждали меня?
Собеседник немного помолчал.
– Ну, не тебя конкретно, но ждали. Ждали того, кто нам тут разобраться поможет. Запрос отправили. Думали, что «в никуда», а вот видишь – сработало!
– И кто запрос составлял?
– Не всё сразу, перегрузиться можешь. Давай спать.
* * *
Дом бабы Дуси состоял из сеней, большой проходной комнаты (она же кухня), из которой две двери вели в крохотные спальни. Домотканые половики из ниток разных расцветок на чисто вымытом полу создавали ощущение уюта и вызывали воспоминания детства.
– Как в деревне у бабушки!..
Дан снял кроссовки,
