— Ладно, ладно, мой волчонок! Шел бы ты лучше к своему отцу-викингу, вон за те скалы со своими жалобами!
Выпрямившись и расправив плечи, очень разозленный, он двинулся по направлению к скалам.
— Сынок! — позвала она. Од обернулся.
— Я люблю тебя, — мягко сказала она.
Гнев его мгновенно испарился, и, улыбнувшись матери на прощание, он побежал вдоль берега — разыскивать отца.
Там, его отец — бывший знаменитый воин — сидел на прибрежном валуне в одном ботинке и задумчиво глядел на пляску стихий.
— Ты скучаешь по морю, пап? Король обернулся.
— Нет, сынок, никогда. Я нашел, что искал в жизни. — Он вздохнул. — Они обвиняют нас, викингов, во всех смертных грехах. Но ведь я никогда не грабил эту землю. Я пришел завоевать ее — да, но для того чтобы строить. Я принес сюда силу и нашел здесь…
— Ну, пап?
— Нашел здесь красоту и мир. Здесь теперь мой дом. Здесь я встретил твою маму.
Мальчик улыбнулся. Отец напоминал ему одного из великих героев древности, пировавших в чертогах Вальгаллы[1], в то время как одноглазый Один проносился на восьминогом жеребце по облакам.
— Это прекрасно — странствовать по морям, — неторопливо заметил отец, — быть викингом: сражаться, искать новые земли и свое место в мире.
Мальчик взглянул на отца.
— Я буду плавать по морям! — порывисто воскликнул он, взмахнув деревянным мечом. И в этом жесте был вызов — небесам, буре и ветру, древним богам — всему, что только могло бы помешать на пути к мечте. Глубоко вдохнув соленого морского воздуха, он проговорил: — Я буду плавать по морям. И я найду свое место под солнцем и буду править там. Править, храня мир. Я не могу стать королем Дублина как ты, но я все равно остаюсь твоим сыном. Они будут звать меня Повелителем Волков, как тебя звали Норвежским Волком!
Я буду сражаться за правду…
— И за то, что тебе принадлежит? — насмешливо заметил король, сознавая, однако, что так скорее всего и будет.
— И за то, что принадлежит мне, конечно! Пап, ведь чтобы завоевать страну — надо сражаться?
Король улыбнулся.
— Ну, да, конечно. Еще можно заключить брак.
— Значит, либо брак, либо бой?
— Иногда, сынок, это абсолютно одно и тоже, — рассмеялся король.
Златовласый паренек зачарованно смотрел на море. — «Я стану викингом, я найду себе землю, сколько бы мне ни пришлось за нее сражаться, — или жену!»
По небу метнулась кривая молния, вдалеке громыхнул гром. Взор короля устремился в небеса.
«Мергвин счел бы это предзнаменованием», — подумал старый викинг. Внезапно он почувствовал какое-то волнение. Это не было тяжелым предчувствием, скорее предупреждением. Не оборачиваясь, он понял, что Мергвин собственной персоной стоит позади него, внимательно изучая мальчика.
Король вздохнул.
— Все в порядке, колдун. Ты что-то хотел мне сказать. Длинные седые волосы Мергвина развевались по ветру. Сам он выглядел оскорбленным.
— Я не колдун, Олаф Норвежский.
— Да, да, — друид[2], и гадающий по рунам, — небрежно согласился Олаф.
Мальчик бросил быстрый взгляд на старика, и улыбка озарила его лицо.
— Ты все еще не доверяешь, король? — устало спросил Мергвин, — после стольких-то лет? Олаф улыбнулся.
— Ты предсказывал Лейву долгую счастливую жизнь и мудрое правление. Ты обещал Эрику неприятности, когда он только родился. А теперь… что ты скажешь о Конаре?
— Ну, я не знаю, а чего бы тебе хотелось, Олаф Норвежский? Чтобы я заколол ягненка и обратился к древним богам? Однако мне нравится этот мальчик, наполовину ирландец, наполовину норвежец. Но сейчас я вижу в нем норвежца. Закрой глаза, великий король. И представь себе его мужчиной!
Олаф не смог бы точно сказать — закрывал ли он в действительности глаза. Но на секунду он был уверен, что видит своего сына мужчиной, — прямого, стройного, златовласого, мускулистого и чрезвычайно уверенного в себе воина.
— Да, великий король, этот сын будет морским путешественником, — степенно пророчествовал Мергвин. — Он будет весьма могучим и могущественным. И поплывет он…
— Куда? — спросил король.
Мергвин сосредоточенно нахмурил брови. — Его путь будет лежать на юг, через пролив. И именно там он найдет то, чего жаждал…
— А потом? — требовательно спросил Олаф.
— Потом он будет сражаться, чтобы сохранить это. И… вот, вот и она! Это будет непросто… великое варварское нашествие… все закончится грандиозной битвой…
— Она? Мергвин, кто это она?
Мергвин пожал плечами, продолжая разглядывать высокого мальчишку, не отрывавшего взгляда от моря.
Мергвин снял с плеча суму и весело взглянул на короля. — Вспомни, мой повелитель, что я, так же как и твой сын — гибрид норвежца и ирландца. Поэтому никаких жертвенных ягнят не будет, нет! Это было бы неверно. Для отпрыска викинга надо бросить камни викинга!
Викинг! Именно в этот момент, прикрыв глаза, Олаф неожиданно понял, что его сын действительно будет викингом, пересечет пролив, будет странствовать по дальним землям.
И там встретит свою спутницу — и для битвы и для брака, и им не раз будет грозить смертельная опасность…
Он хотел бы мирной жизни для своих сыновей. Но в этом мире нет мира.
Он взглянул на мальчика и как бы увидел в нем себя самого — молодого вспыльчивого Олафа.
Мергвин внезапно остановился, встряхнул сумой и из нее на землю высыпались маленькие деревянные руны[3].
В небе опять сверкнула молния. Ветер с диким хохотом проносился над дерзкими гребешками волн.
— Да, действительно, подобно отцу, его будут звать Повелитель Волков! — выговорил, наконец, Мергвин.
Олаф пристально посмотрел сначала на старика, потом на руны, аккуратно разложенные на земле.
Мергвин усмехнулся. — И молния подтверждает это!
Олаф задумчиво молчал, скрестив руки на груди. — Ладно, скажи тогда, старец, что там еще? Где он будет плавать? Где он будет править? Что это за женщина, в конце концов?!
— Терпение, милорд, терпение! — посоветовал Мергвин, ухмыляясь. Нахмурившись, он оглядел сначала короля, потом его сына.
— Дай мне рассмотреть камни, Норвежский Волк, дай мне их разглядеть!.. Путь викинга, принца-викинга…
