— Нет! — завопил Гейдж, ухватившись за возможность исчезнуть с ужина, и бросился к шкафу за своей курткой. — Я пойду, а ты оставайся и попробуй шоколадный торт, который испекла Эллин Дуглас. Уверен, что она просто умирает от желания узнать твое мнение о нем.
— Ты похож на лису, которую вот-вот настигнут гончие. — Синие глаза брата лукаво изучали Гейджа. — Что, дамочки одолели?
— Не начинай, Ник, — хмуро пробурчал Гейдж. — Я не в том настроении. Нисколько не смутившись, Ник улыбнулся еще шире.
— Не пойму я тебя, братец. За тобой увиваются все бабы нашего округа. Ты должен быть на седьмом небе от счастья.
— Вот и оставайся, развлекай их, — бросил на ходу Гейдж, схватил свою видавшую виды шляпу с крючка у двери и вышел, слыша за спиной смех брата.
Отлично! — самодовольно ухмыльнулся он, направляясь к сараю за пилой. Поваленный ветром тополь — огромный, он будет пилить его до позднего вечера.
Закрыв дверь отцовского дома, Луиза Хадсон вышла на улицу. Дул пронизывающий холодный ветер. Она пригладила растрепавшиеся каштановые пряди волос, подняла воротник куртки. Теперь, глядя на темные, грозные облака, собирающиеся на горизонте, Луиза понимала, что выбрала не лучшее время для прогулки. Будь она разумней — осталась бы дома, в тепле и безопасности.
Но Луиза мало думала о безопасности, ведь ее ждал мир, полный тайн и приключений. Ей нравились такие дни: воздух, казалось, был наэлектризован — такое же ощущение появлялось у нее всякий раз, когда она начинала писать новую книгу.
Луиза была автором популярной приключенческой серии романов для мужчин о смельчаке Джерри, ее дела в последние годы шли неплохо. Луизу ничто не держало здесь, кроме смутных воспоминаний, которые в течение долгих лет она тщетно пыталась стереть из памяти. Не лучше ли, действительно, сесть в машину и уехать?
Соблазн был велик, но она колебалась. Почему? А вдруг она вообще больше не сможет писать? Луиза попала в творческий тупик два месяца назад, когда умерла ее мать, и до сих пор не могла выбраться из него.
Острая боль пронзила сердце, но слезы, которых она жаждала, не приходили. Мама была лучшим другом Луизы, и ее внезапная смерть от инсульта подкосила дочь…
К своему ужасу, девушка вдруг обнаружила, что не может написать ни фразы, словно вдохновение навсегда ушло с кончиной матери. Она постоянно думала только о том, что никого у нее не осталось: ни родителей, ни семьи… Психолог объяснил причину угнетенного состояния Луизы: она не сможет снова начать работать, пока не разберется со своим прошлым, не преодолеет боль, которую долгие годы успешно подавляла.
Поэтому Луиза и приехала на ранчо отца, где прошло ее детство. Приехала три дня назад, полагая, что надолго здесь не задержится. В сущности, ее ничего не связывало теперь с этим местом. Семнадцать лет назад она покинула ранчо, расставшись с отцом, потому что после развода родителей осталась жить с матерью. В то время ей было двенадцать лет. Отец умер два года назад в тюрьме — он был осужден за то, что стрелял в одного из соседей. А Луиза даже не знала, в какую беду он попал!
Она довольно быстро поняла, что выйти из творческого тупика за несколько дней ей не удастся. Двойственное отношение к отцу тоже не исчезло, когда Луиза оказалась в доме, окруженная его вещами. Похоже, после развода с ее матерью он не выбросил ни одной газеты, журнала или листочка бумаги. Поэтому ей предстояло разгрести кучи мусора и пыли, скопившиеся за долгие годы. Пока же Луиза могла пользоваться только кухней.
Видимо, ей придется пробыть здесь несколько недель, подумала Луиза. Погруженная в невеселые мысли, она наклонила голову, спасаясь от ветра, и, засунув руки в карманы куртки, отправилась на прогулку.
Ранчо, как и дом, мало изменилось за семнадцать лет. Правда, сарай и подсобные постройки обветшали и нуждались в покраске; ветряная мельница по-прежнему издавала скрипучий монотонный звук при каждом повороте лопастей. Ребенком она боялась этих звуков, просыпаясь по ночам, но сейчас они показались ей успокаивающими — что-то в мире остается неизменным.
Луиза гуляла, не замечая времени, а когда остановилась, чтобы перевести дух, то обнаружила, что ушла от дома почти на милю и теперь стояла на небольшом холме, с которого были видны источники Дабл-Ар.
Холодный ветер почти сбивал ее с ног, забирался под куртку, но Луиза не замечала этого, предавшись воспоминаниям: ей семь лет, она порвала юбку, перелезая через забор из колючей проволоки, разделявший ранчо отца и Дабл-Ар. Стоял жаркий летний день, и она не устояла перед искушением пробраться к кристально чистым источникам, журчавшим под высокими серебристыми тополями. Дома, конечно, узнали, где дочка была — пришлось сознаться из-за порванной юбки, — и отец строго-настрого запретил ей перелезать через забор к Коулам. Но вода необыкновенных источников манила ее, и она перелезала через забор каждый раз, как только представлялась такая возможность…
Луиза стала спускаться с холма, заметив, что наполовину засохший старый тополь упал на забор из колючей проволоки. Остановившись, она посмотрела в проем — по-прежнему, как и в детстве, источники манили ее. Она напомнила себе, что давно уже не ребенок, и, переступив через забор, нарушит право частного владения.
Впрочем, со вчерашнего дня, после того как прочла дневник отца, ее это не очень волновало. Отец привык записывать свои мысли — тюремные власти вернули ей последние записи. Она вовсе не собиралась читать и дневник, который нашла на его столе, во всяком случае, до тех пор пока не обретет спокойствие. Но коряво исписанные странички все же привлекли ее внимание.
«Засуха убивает мой скот, а Коулы торжествуют. Мерзавцы не успокоятся, пока не заполучат мою землю».
Слова словно иглы впивались в мозг — не отмахнуться, не забыть. Потрясенная до глубины души, Луиза села и прочла дневник отца от начала и до конца. Недоверием, озлобленностью дохнуло на нее со страниц, которым долгими зимними вечерами поверял отец свои мысли…
С самого детства она знала, что отец не любил Коулов, но только теперь поняла, почему не сложились его отношения с соседями. У Коулов были неиссякаемые источники, а скот Хадсона подыхал от жажды во время самой страшной засухи за последние десять лет. Пытаясь раздобыть воды для обезумевших от жажды животных, отец случайно выстрелил в Ральфа. Это происшествие Коулы раздули до преступления и упрятали отца за решетку. Ослепленные жаждой мести, они подвергали его унизительной процедуре судебного разбирательства, а потом без сожаления отправили за решетку. Боже, из-за нелепого недоразумения! Меньше чем через два месяца слабое сердце старика не выдержало страданий, и он умер.
Луиза никогда не простит этого Коулам. Конечно, отца трудно было назвать святым. Характер у него был тяжелый. Она испытывала к нему смешанные чувства — и любовь, и страх…
Луиза подняла навстречу ветру разгоряченное от гнева лицо; ноги помимо воли понесли ее к порушенному забору.
Приближалась буря. Воздух, проникавший сквозь открытое окно пикапа, обжигал лицо Гейджа. Он уже довольно далеко отъехал от своего дома, и раздражение и скованность наконец отпустили его. Неожиданная улыбка озарила его худощавое лицо. Марджи просто взбесится, когда обнаружит, что он сбежал. Так ей и надо!
