Живость лица выдавала в нем южанина, в нем угадывались сила и вместе с тем утонченность. Глаза его способны были выразить любые оттенки чувств. Когда незнакомец задерживал взгляд на собеседнике, казалось, будто он проникал до самых глубин его души. Бросалось в глаза, что его смуглые щеки загорели под лучами непривычно горячего солнца. Рот у него был большой, но тонко очерченный, загар лишь подчеркивал белизну прекрасных зубов. Ступни его ног были длинные, но изящные, руки – маленькие и нервные.
Незнакомец едва успел сделать несколько шагов в кромешной темноте, как вдруг услышал, что кто-то торопливо подходит к его лошади. Первым его движением было немедленно вернуться, но он сдержался. Ему захотелось увидеть, что сталось с Джеридом, и он, поднявшись на носки, бросил назад молниеносный взгляд. Но Джерид уже исчез: невидимая рука отвязала повод и увела коня.
Незнакомец слегка нахмурился, затем едва заметная улыбка пробежала по его губам.
И он вновь стал углубляться в лесную чащу.
Он прошел еще несколько шагов – сумерки едва угадывались сквозь кроны деревьев, однако вскоре и этот, слабый отсвет пропал. Незнакомец очутился в полной темноте, такой плотной, что не видно было, куда ступает нога. Боясь заблудиться, он остановился.
– Я благополучно добрался до Даненфельса, – произнес он громко, – потому что из Майенса в Даненфельс ведет дорога; я доехал до Брюийер-Нуара, потому что из Даненфельса в Брюийер-Нуар меня привела тропинка; я дошел из Брюийер-Нуара сюда, хотя не нашел ни дороги, ни тропинки, только лес кругом. Ну, а здесь мне, видно, придется остановиться: ничего не вижу.
Только он произнес эти слова на каком-то наречии – смеси французского с сицилийским, как приблизительно в пятидесяти шагах от него вспыхнул свет.
– Благодарю! – сказал он. – Раз появился этот свет, я иду на него.
Свет Поплыл вперед, не качаясь. Он походил на свет театральной сцены, движением которых руководил хороший режиссер.
Незнакомец прошел еще сотню шагов, потом почувствовал возле уха чье-то дыхание.
– Не оборачивайся, – произнес голос справа от него, – иначе тебе конец.
– Хорошо, – не моргнув глазом, ответил невозмутимый путешественник.
– И не разговаривай, – раздался голос слева от него, – или ты умрешь!
Незнакомец молча кивнул.
– Если боишься, – едва слышно произнес третий голос, похожий на голос отца Гамлета, который, казалось, исходил из самых недр земли, – если боишься, возвращайся той же дорогой к Даненфельсу: это будет означать, что ты отказываешься, и тебе будет позволено уйти туда, откуда ты пришел.
Незнакомец махнул рукой и зашагал дальше.
Ночь была темная, а лес такой непроходимый, что, несмотря на свет, который маячил перед путником, он шагал спотыкаясь. Так продолжалось около часа, и все это время незнакомец следовал за лучом света, не проронив ни звука, не испытывая ни малейшего страха.
Внезапно свет погас.
Лес остался позади. Незнакомец взглянул вверх: на темно-лазурном небе мерцало лишь несколько звезд.
Он продолжал идти в том направлении, где только что погас путеводный луч, и вскоре оказался перед развалинами замка.
В тот же миг он нащупал ногой обломки.
Что-то холодное коснулось его висков, и на глаза опустилась пелена, наступила полная темнота. Ему обмотали голову влажной повязкой. Несомненно, это был какой-то ритуал; во всяком случае, он был к нему готов, потому что не пытался сорвать повязку. Он лишь протянул руку в полном молчании, как слепой, требующий поводыря.
Это движение было понято, тотчас кто-то подхватил незнакомца холодной костлявой рукой. Он сообразил, что это костлявая рука скелета. Но ничто не дрогнуло в нем.
В то же мгновение незнакомец почувствовал, что кто-то увлекает его вперед. Через сотню туаз1 они остановились.
Пальцы скелета разжались, повязка спала с глаз, и незнакомец замер: он очутился на вершине Громовой горы.
«Я ТОТ, КТО Я ЕСМЬ»
Посреди поляны, окаймленной старыми голыми березами, уцелел нижний этаж одного из разрушенных замков. Такие замки строили по всей Европе феодальные сеньоры по возвращении из крестовых походов.
Резные портики украшены были изящным орнаментом. Вместо искалеченных статуй, сваленных под стенами замка, в каждой нише притаились кустики вереска или пучки горных цветов, которые выделялись на бледном фоне небес своими кружевными головками.
Открыв глаза, незнакомец увидел, что стоит перед главным портиком, ступени которого были влажны и поросли мхом. На нижней ступеньке стоял призрак с костлявой рукой, которая и привела сюда незнакомца.
Призрак был закутан с головы до пят в длинный саван. В складках савана виднелись пустые глазницы, костлявая рука указывала на развалины. Незнакомец подумал, что рука показывает на цель его долгого пути – комнату, которая несколько возвышалась над землей и потому была скрыта от глаз, но сквозь ее местами обвалившиеся своды сочился сумрачный и таинственный свет.
Незнакомец кивнул головой в знак того, что он понял, куда ему надо идти. Призрак медленно и бесшумно поднялся по лестнице и исчез среди развалин. Путешественник, следуя за ним так же спокойно и торжественно, поднялся по той же лестнице, что и призрак, и вошел в залу.
За ним с оглушительным грохотом захлопнулась, словно железный занавес, парадная дверь.
Войдя в круглую пустую залу, призрак замер. Задрапированные черным стены залы освещались тремя светильниками – от них исходил слабый зеленоватый свет. Незнакомец остановился шагах в десяти от призрака.
– Открой глаза, – вымолвил призрак.
– Уже открыл, – отозвался незнакомец. Стремительно выхватив из складок савана обоюдоострую шпагу, призрак ударил по бронзовой колонне – ей глухо ответило эхо.
Тотчас вдоль стен зашевелились камни, из-за них показались такие же призраки, вооруженные обоюдоострыми шпагами. Они заняли скамьи амфитеатра, расположенные вдоль стен залы, и замерли, будто холодные неподвижные статуи на своих пьедесталах, причудливо освещаемые зеленоватым мерцанием ламп.
Каждая живая статуя отчетливо выделялась на черном 10 фоне стен, о которых мы уже упоминали.
Впереди стояло семь кресел; шесть из них были заняты призраками, по-видимому, начальниками, седьмое кресло пустовало.
Сидевший на председательском месте поднялся.
– Сколько нас, братья? – спросил он, обращаясь к собранию.
– Триста, – ответили призраки в один голос, отозвавшийся эхом, которое, впрочем, немедленно потонуло в черных складках мрачной драпировки на стенах залы.
– Триста, – подхватил председатель, – и каждый из вас представляет десять тысяч братьев; это триста клинков и три миллиона кинжалов.
