— Ну и чем ты хвастаешься? — вырвалось у меня, как я ни старалась промолчать. — Скажи мне, чем ты хвастаешься? — Между нами опять назревала ссора. И если бы не море людей вокруг, мы бы уже давно перешли на крик, а потом бы я хлопнула дверью, оставив маму в гордом одиночестве.
— Как ты смеешь говорить такое матери?
— Ну а что, я не права? Ты не получила образования и вообще не была готова к этому. Не была готова к ребенку… Да я ведь из-за этого…
Во мне зрела буря несогласия. Ведь другие люди не знали, как бедно мы жили все эти годы — мы жили в нищете, в самой натуральной нищете. Но посетители кафе об этом не знали, и поэтому они были уверены, что я беспричинно грублю своей маме, своему главному в жизни человеку. А это запрет, настоящее табу, коих в моем детстве было множество. Нельзя дружить, нельзя ходить на дискотеку — надо только учиться и получать хорошие отметки. А что теперь, ради чего все это делалось? Чтобы взять и отказаться от мечты?
— Добрый день, — сказал нам улыбчивый официант. Но его улыбка не растрогала ни меня, ни маму. — Уже определились, что будете заказывать?
Мама уткнулась в меню, а я саркастично ответила:
— Мне, пожалуйста, американо с молоком и розовые очки.
— Что? — не понял парень в белой рубашке. — Извините… Розовые очки?
— Моя мама хочет, чтобы я их надевала, когда разговариваю с ней.
— Какая же ты дрянь… — криво улыбалась мама. — Ты никогда не ценила моей жертвы. Только о себе всегда думала. Я то, я се… А что мама? Ты обо мне хоть когда-то подумала? Считаешь, только тебе одной надо учиться? Я вот тоже ничего не кончала, потому что в памперсах по уши сидела. В твоих ведь памперсах. Причем одна, — подчеркнула она гордо, хотя я слышала эту фразу всю свою сознательную жизнь. — Без мужика.
— Да если б ты хотела, то пошла бы заочно. В этом нет ничего тяжелого. Было бы желание.
Но у мамы всегда есть отговорки.
— Думаешь, многие из тех, кто учился заочно, работают потом по специальности? Сколько каждый год выпускается юристов? А бухгалтеров? А инженеров? А филологов? — загнула мама четыре пальца, а потом кольнула меня в больное место. — А врачей?
— Хватит! — психанула я. — Хватит, мама, хватит! Я буду врачом и точка!
— Ага, будет врачом она, конечно… Будешь так всю жизнь посудомойщицей работать.
— Я не посудомойщица — я официант в хорошем ресторане. Мне дают неплохие чаевые.
— Круто, нашла чем гордиться. Дочь работает официанткой… стыдно подругам рассказать. Так ты в этом ресторане и пенсию встретишь, — ухмыльнулась мама и добавила: — Зато с дипломом медика в кармане.
— Ну уж извини, не все вокруг такие успешные, как ты. Как там твоя зависимость, кстати?
— Что? — сделала она вид, будто проблемы нет. — Какая зависимость?
— От азартных игр, — скрестила я руки на груди и наблюдала за тем, как мамины щеки розовеют, а сама она готовится врать. Как обычно.
— Пф… Нет у меня никакой зависимости. Кто тебе такую чушь сказал?
— Наш участковый, — вздернула я бровь.
— Что?
— Ага. Когда позвонил мне и сказал, что тобой интересуются люди.
— Какие еще люди? — насторожилась мама.
— У которых ты деньги в долг брала. Под драконовские проценты.
— Ну… — растерялась она и уточнила: — А кто именно?
— Охренеть, мам… — бомбило меня не на шутку. — Ты хоть понимаешь, что это тупик?! Ты ведь копаешь себе яму этой сраной рулеткой! Ты лишишься всего, ты уже должна соседям, должна банку, должна мне в конце концов! А теперь еще и занимаешь деньги у бандитов?! Где ты собираешься брать все эти суммы?!
Но ответ меня просто убил:
— Я отыграюсь. Я быстро отыграюсь.
— Мам, ты говоришь это постоянно! Я уже слышу это не первый год! Боже, давай ты просто завяжешь с этим и станешь нормальным человеком…
Я смотрела ей в глаза, но мама избегала зрительного контакта. Она просто повторяла свою мантру как под гипнозом.
— Нет, я отыграюсь. Отыграюсь. Точно отыграюсь.
— Когда мам, когда? — чуть ли не плакала я от бессилия. — Когда ты отыграешься?
— Прямо сегодня.
— Сегодня? Но… Мам, ну где ты возьмешь деньги? Кто тебе их даст теперь?
И тогда моя мать взглянула мне через плечо и показала пальцем:
— Он даст. Я уже обо всем договорилась.
Я оглянулась и увидела, что в кафе зашли трое. Пара спортивно одетых «зеков» и один мажор — он эффектно выделялся на их фоне и щеголял модной прической. Выбритые виски-андеркаты и уложенные назад темные волосы… Какой-то неприятный коренастый тип с карими, словно у демона, глазами — они смотрели прямиком на меня. И мне от этого чувства становилось неловко. Становилось как-то не по себе и даже страшно.
— Что? — смотрела я на мать и ничего не понимала. — Что происходит?
Но она покорно встала, уступив свое место незнакомцу.
Этот парень был старше меня. Не знаю, насколько, но ему уже точно за тридцатник: прилично накаченные руки, широкая грудь и крепкий торс, который плотно обняла белая майка. Толстая шея, словно у дебильных качков, которые днюют и ночуют в тренажерном зале. Вот
