Рекрут Ило уже с десяток дней томился в казарме, когда пришло предписание явиться в караулку. Однако все теплившиеся у него надежды разом отошли в мир иной, стоило только ему увидеть, кто сидит за столом. То был центурион Хайфи, а Иллипы враждовали с Хафинами больше поколений, чем у Ило было зубов во рту.
Как и все преторианские постройки, караульное помещение дышало древностью и хранило следы былого великолепия. Старинный мозаичный пол живописал битвы легионеров с драконами, но тысячи сандалий военного образца успели стереть все краски с одной плиты, и этот белесый квадратик помещался как раз перед столом начальника. Чеканя шаг, Ило подошел к столу и отсалютовал. К своему великому удивлению – и облегчению, если уж на то пошло, – он обнаружил, что колени его вовсе не трясутся, а зубы – не отбивают дробь. Говоря по правде, у него вспотели ладони и слегка заныли мускулы живота, но уж об этом-то, кроме самого Ило, никто не догадывался. С присущей истинному военному невозмутимостью он ждал решения собственной участи.
В Гвардии даже центурионы не стесняются проявлять благородство. Сожаление, казалось, так и сквозило в словах Хайфи, пока тот объяснял Ило, почему он больше не соответствует высоким требованиям Гвардии.
Хайфи опустил на стол одну бумагу и поднял другую.
– Похоже, в Двадцатом легионе есть свободное местечко. Я могу организовать перевод.
Могло быть и хуже, гораздо хуже? Волдыри и мозоли куда как приятнее иголок под ногтями или дыбы. Бараки – ерунда по сравнению с безымянной могилой. XX легион вовсе не был сборищем мерзавцев, да и выбора у Ило особого не было.
– Благодарю, господин! – сказал Ило.
– К нам изредка присылают кого-то из Двадцатого легиона, вот и сейчас здесь находится посланник. Он со своими людьми сможет сопровождать тебя.
– Господин!
Центурион улыбнулся.
И тем самым чуть было не сорвал маску невозмутимости с Ило. Тому вдруг захотелось плакать, ибо ухмылка центуриона напомнила, что просить помощи теперь уже не у кого; старая вражда Иллипов с Хафинами наконец прекратилась.
Вот так гвардеец Ило свалился с головокружительных высот аристократии в мир рядовых, устроенный по волчьим законам. Танцы ночь напролет сменились ежедневными маршами, сладкое вино – кислым пивом, шелковые простыни – тюфяками с клопами. Стройных девушек из розовых садов сменили беззубые старухи, которые отнимали у него все деньги и еще кричали, чтобы он поторапливался.
Не уставая возносить благодарения богам за каждый новый рассвет, Ило принял свой жребий и начал бороться за выживание. Наградой в этой борьбе могла быть только сама жизнь – грубая, нищенская, истязающая рассудок жизнь простого легионера.
Обычно срок службы ограничивался двадцатью пятью годами.
* * *
На зимних Празднествах по древнему обычаю Имперский Архивариус давал имя уходящему году. Никто особенно не удивился, когда 2995-й вдруг оказался
Годом Девяностолетия Его Величества. К тому моменту Иллипы были давно мертвы и позабыты.
2996-й стал Годом Правнука.
Суеверные люди и вместе с ними те, кто хоть немного знал историю, уже начинали беспокоиться насчет грядущего тысячелетия, но 2997 году было суждено войти в историю Годом Семи Побед.
* * *
На сей раз скверные новости пришли из Зарка. Едва отшумели зимние Празднества, как эмир Гарпуна получил ультиматум от халифа и тут же обратился за помощью к императору.
У эмира не было выбора – посланник императора в это самое время держал меч у его горла, но, как вы сами понимаете, подобные дипломатические тонкости никак не задевали рядовых солдат. Пять тысяч храбрецов в составе XX легиона промаршировали на юг, к самому Малфину, где и погрузились на корабли. Вот тут-то Ило и открыл для себя две неожиданных истины: во-первых, сам он оказался столь же подвержен морской болезни, как и любой имп-легионер, и во-вторых, на свете бывали вещи и похуже, чем марш-бросок зимой, да еще и при полном вооружении.
Проболтавшись в море четыре недели, он сошел с корабля в большом городе, который вполне мог оказаться Уллакарном. Здесь было жарко и росли пальмы. Горы, видневшиеся на севере, возможно, были цепью Прогист… XX легион построился и зашагал вдоль, побережья, прочь от города, направляясь в неведомый Гарпун.
Жаркая, иссушенная страна встречала легион неприветливо, если не сказать враждебно. Здешние каменистые холмы были изрезаны потайными ходами, которые, вполне вероятно, кишели джиннами.
Ило не питал иллюзий насчет героизма или ратной славы. Он отлично представлял себе шансы новичка, идущего в первый бой. Он знал также, что и они с лихвой перевешивают шансы простого легионера на хотя бы единственное слово похвалы от центуриона. Не говоря уже о том, чтобы его заметило командование. Себе Ило признался, что напуган до смерти и был бы просто счастлив, если б ему удалось скрыть этот страх от сотоварищей.
В лучшем случае впереди его ждали еще двадцать три года такой веселой жизни.
Первый день перехода он вынес. И второй. А на третий вдруг оказался участником Битвы при Карфине.
Карфин позднее называли первой из Семи Побед того года, но победа была крайне условной. Проконсул Иггиполо придерживался той далеко не новой точки зрения, будто бы Зарк – всего лишь безбрежные просторы сухого песка; он свято верил, что джинны – красноглазые варвары, сражавшиеся на верблюдах, и предпочтительно в зной, когда солнце ослепляет противника. В итоге проконсул завел три вымотанных морем легиона в болото, в ночную грозу и в ловушку халифа.
Все глубже погружаясь в трясину под тяжестью собственного оружия, импы вскоре обнаружили, что джинны весьма неплохо сражаются и в пешем строю и с легкостью могут укрыть десятерых за каждой болотной кочкой. Закат не знаменовал окончания бойни, и рассвет застал манипулу Ило отрезанной, окруженной со всех сторон и безнадежно уступающей противнику числом.
Ночь унесла с собою остатки чести, рассудка и даже дисциплины. Голод, страх и изнеможение отошли на второй план. «Выжить!» – только это имело теперь значение. Клочья утреннего тумана плавали в крови, бряцании металла, свисте рассекающих воздух мечей и стонах умирающих. Манипула таяла. Центурионы падали. Штандарт исчез неведомо куда. Сотник орал команды, пока стрела не заткнула ему глотку, и после этого каждый был сам за себя, вот только не у кого было спросить дорогу домой.
Ило так никогда и не узнал, что с ним приключилось, – то ли споткнулся, то ли свалился после особенно сильного удара по шлему, то ли попросту упал в обморок. Так или иначе, он долго лежал вниз лицом, как мертвый, среди груд мертвецов. То была вовсе не трусость, к тому же Ило оказался далеко не единственным, кто прилег отдохнуть на том болоте. Импы редко становились великими воинами – они не были ни бесстрашными витязями, как етуны, ни озверевшими фанатиками вроде джиннов. Они не мечтали прослыть мучениками, как грезилось эльфам в тяжкие минуты своей жизни. Им недоставало самоубийственного упрямства фавнов и легендарной выносливости дварфов. Импы были, правда, весьма недурными тактиками и поднимались в бой, только организовав все и вся кругом.
