частью,
Этой свободы,
Совсем недавно.
И это так волнительно —
Держать его на руках
Своих
Как доказательство этой свободы,
Доказательство того,
Откуда мы все здесь.
Заключённый номер 17388.
***
И, как и в любой тюрьме,
Ты знаешь, что
Здесь
Всё время
Следят за тобой,
Следят
Не снаружи, нет —
Изнутри,
Такие же заключённые,
Как и ты, следят.
Те, что ходят рядом по улицам.
Те, что сидят в соседних кабинетах
На работе.
Те, что засматриваются на тебя
Без причины слишком долго
В магазинах.
Впрочем, сама жизнь тоже следит,
Тоже следит за тобой,
Не давая тебе почувствовать эту свободу никак.
Никак невозможно почувствовать её под этими
Взглядами, под этим вечным наблюдением.
И только ты, кажется, чувствуешь её, только почувствуешь —
Как сама жизнь электрошокером
Бьёт тебя,
И ты падаешь от боли —
И вновь десять нарядов вне очереди,
И уже не до неё – не до свободы, —
Не до неё совсем.
***
Можно тешить себя тем,
Что хотя бы эта планета
Сама по себе свободна, —
А значит, и мы немного вместе с ней —
Несёмся все вместе в бесконечном космосе,
Но ведь и это не так, не так
Совсем.
Привязанная крепче, чем цепями, словно на тюремной прогулке,
Вращающаяся вокруг солнца,
Знающая своё место
И ни шага не могущая сделать в сторону —
Ещё более несвободная, чем мы.
Впрочем, если верить физике, что преподают
В этой тюрьме, то любой шаг в сторону этой планеты,
А тем более её свобода означали бы нашу смерть,
Нашу мгновенную смерть.
А может быть, это не совпадение, может, только так мы и становимся свободными?
Неужели только это путь на свободу
Для нас?
Может, только так и выпускают нас из этой тюрьмы,
Раз других выходов из неё никто никогда и не видел?
И только выйдя из этих дверей, люди никогда вновь не возвращаются сюда.
***
Возможно, эта планета – единственная тюрьма
Во вселенной. Возможно, так.
А может, есть разные – под каждое преступление
Своя тюрьма.
Может быть – я не знаю.
Я знаю: они хотят, чтобы я забыл эту свободу,
Забыл, – и, может быть, тогда они выпустят меня?
Может быть так?
Но я почему-то не могу,
Не могу никак забыть её.
Столько раз пробовал —
Не могу.
**
А если мы заперты здесь
Не для того, чтобы забыть эту
свободу,
А чтобы вспомнить?
Чтобы понять её вновь,
Ощутить её и стать частью её?
Может, для этого?
Может, когда-то там, откуда мы все, мы все её забыли и весь наш мир сжался
До этой тюрьмы?
А выход – просто всё вспомнить,
Просто вспомнить эту свободу,
Найти её,
Научиться вновь ей —
Может, так?
И все эти ограничения – всё это не для того, чтобы
Мешать нам, а чтобы помочь?
Чтобы на этом фоне свобода была особенно ценной для нас и заметной?
Чтобы не было ничего другого стоящего, кроме неё здесь,
Чтобы не было ничего настоящего, кроме неё здесь,
Чтобы даже самые незначительные обрывки воспоминания о ней
Были незабываемы.
Может, всё здесь именно для этого?
И эта тюрьма для этого?
***
И, видимо, это не обычная
Тюрьма,
И не дверь здесь выход,
Нет.
Нет никакой двери,
И идти некуда больше.
Куда ни пойдёшь – придёшь к
Тому же – круглая
Земля,
И даже эти звёзды – нет там выхода,
Нет, как ни смотри на них.
Сами, как заключённые, послушно
Повторяют вновь и вновь
Свой путь по этому небу.
И только лишь яркие кометы и метеориты проносятся
Сгорающей точкой в темноте,
Словно это отчаянная попытка побега.
Как ни смотри в эти звёзды, нет там выхода,
Нет.
И, возможно, выход где-то ещё,
Где-то рядом, совсем рядом,
Но там, куда не смотрим мы,
Там, где мы и искать не можем.
***
И вот я, уставший
После очередной смены
Исправительной,
Смотрю на этот плоский телевизор,
Пытаясь вспомнить свои же воспоминания
Об этой свободе,
Восстановить их опять в своей голове,
В своей душе,
После этого тяжёлого исправительного дня.
И вот я смотрю на этих актёров, что в этой плоскости
Экрана сейчас, как им кажется, живут полной жизнью,
Не видя другую жизнь, не видя меня, не видя
Третьего измерения, —
Чёрно-белые
В старом фильме.
И они плачут
И страдают там,
И им тяжело,
А я здесь – я хочу сказать им, что всё
Не так, но не слышат меня, не слышат,
Замкнуты в своей плоскости.
Недоступен я для них,
Недоступен совсем мой мир.
И это моё третье измерение было бы сейчас
Спасением для них —
Выпили бы со мной сейчас
Немного и сами бы рассмеялись над тем, что увидели бы
на экране,
Увидели бы, насколько плоскими и не настоящими
Выглядят все эти их двухмерные сложности и страдания
Отсюда,
Вышли бы на трёхмерную улицу, что рядом с домом моим,
Поймали бы такси и поехали бы прямо сейчас на свои виллы,
И были бы там счастливы и беззаботны,
По крайней мере уж точно не переживали бы из-за всей
Этой ерунды, которую так громко обсуждают их чёрно-белые
Двухмерные версии сейчас.
Но, может быть, их и не три вовсе – этих измерений?
И может быть, мы тоже замкнуты, заключены в этой жалкой трёхмерности,
Как и они в своей двухмерности,
И кто-то сейчас из четвёртого, пятого, шестого измерений
Смотрит на нас и смеётся, или кричит нам что-то,
Чтобы помочь, какую-то подсказку, которую мы просто не можем
Услышать.
Может быть, вот так и устроена наша тюрьма,
Вот как просто.
И эти кубические комнаты и квартиры – это ещё не всё,
Что есть на самом деле, совсем не всё, вообще не всё.
Что есть свобода, есть – и она огромная,
Хоть и недосягаемая для нас отсюда.
Она много больше, чем то, что видим мы.
Она – ещё одно измерение,
В котором всё обретает смысл,
В котором всё связано и едино.
Ещё одно, а может, и не одно.
Может, много таких,
Много,
Может, бесконечно много?
И эта наша ограниченность тремя измерениями
Этого нашего видимого мира —
Это и есть наше заключение.
Их же – этих измерений – за стенами нашего мира бесконечно много.
И мы так же заключены в этой нашей тюрьме,
Как заключены картинки из фильмов
В плоскости телевизионного экрана,
И мы не видим другого,
Так
