молятся гордые римляне, или Ваала, которому приносят жертвы в Ханаане, но зато он свой, всегда готов помочь и послать удачу в делах. Нужно лишь ублажать его, все дела делать с его именем, а после всего, чтобы не случилось — даже если съел горсточку проса — благодарить. И особо нужно благодарить дважды — утром, что тебе подарен новый день, и вечером, что день прожит и ты, живой и невредимый, заканчиваешь его в собственном шатре. Азрик не совсем понимал, за что благодарить вечером, особенно если живот подводит от голода, а спина горит от порки, которую устроил отец за какой-нибудь пустяк. Но дедушке лучше знать.
Он поставил Папса повыше, на приметный камень. Козы разбрелись по склону, выдирая траву с корнем, опасности пока никакой. Азрик раскинул руки — солнца нет, но его лучи всепроникающи, они дают энергию всегда и везде, даже ночью! Глубоко вздохнул и стремительно понесся вниз по склону.
Это была его собственная игра. В ней он был всем — великим и могучим воином, побеждающим толпы врагов; милостивым и мудрым правителем в роскошном дворце на озере; он был птицей, что кружится в потоках воздуха и видит все вокруг; он был могучим степным львом; он был тонконогой газелью; он был равен богам, и они принимали его в свой круг. Быстрые повороты, скачки и кувырки, прыжок через камень, неудачное приземление — плевать, сначала вниз, потом — наверх, по склонам, пока грудь не начнет рваться от потерянного где-то там, позади, дыхания.
У него нет меча — ни у кого нет меча, только у отца есть короткий и слегка изогнутый кинжал, он лежит на дне сундука и вынимается очень редко. У него нет даже ножа — он еще не взрослый, первый нож ему вручат только в следующем году. Ну и что — у него есть дубинка, которую вырезал старший брат, и она может стать чем угодно — мечом, секирой, копьем, даже жезлом волшебника, что раздвигает горы и осушает реки. Можно вообразить, что на тебе доспехи, и ты в гуще жаркой схватки; что на тебе роскошные одежды и ты принимаешь просителей, можно вообразить вообще все!
Пока снова не вернешься на пологий склон холма и не обнаружишь, что убежал слишком далеко, что надо возвращаться, собирать коз и искать им новое место выпаса.
Папс стоял на камне, смотрел то ли на него, Азрика, своего слугу и своего хозяина; а может, смотрел вдаль и видел что-то, что скрыто для людей и открыто лишь таким как он, древним богам. Мальчик затолкал его за пазуху, не забыв на всякий случай поблагодарить за помощь и попросив покровительства в будущем. Это были слова, заученные с детства, но они шли от горячего сердца, а такие слова всегда будут услышаны.
Азрик осмотрелся. Можно остаться здесь, но вся трава пожухлая и пользы от нее мало. Она посвежее, если спуститься ближе к реке, но там — торная дорога, а показываться на глаза чужакам им, куртиям, не рекомендуется.
Можно уйти к долинам на востоке, в них тоже есть трава. Правда далековато и если вдруг испортится погода… Ну да ничего. У него впереди целый день, в мешке — кусок лепешки, а в долинах много чего может найтись. Зоркий глаз — хорошее подспорье голодному брюху, было бы что высматривать.
Перевалив через холмы, он вышел на хорошую, широкую тропу. Сразу же насторожился — вроде бы никого, но лучше с нее сразу свернуть. Как на заказ влево убегала едва заметная тропинка, ныряла в неглубокий пыльный овраг, взлетала по его скату и почти сразу устремлялась в узкий проход. За ним раскрывалось замечательное место — почти круглая долина, со всех сторон окруженная поросшими густым кустарником склонами, местами довольно крутыми. Посередине долины высился небольшой холм, он был покрыт сочной и свежей травой — козы сразу же побрели туда. Азрик посмотрел по сторонам — в таких местах порой скрываются шайки дезертиров, их много сейчас шастает по окрестностям — за Евфратом идет война, великий Цезарь готовится завоевать весь мир, но нет, никаких следов.
Успокоившись, Азрик занялся обследованием этого места. Его сразу заинтересовали кусты на входе в долину — колючие и густые, они скрывали в ветвях множество тугих бутончиков. Таких он еще не встречал, но знал по собственному опыту — большинство из них вполне съедобно. Худшее, что с ним может произойти — поболит живот, но это не настолько страшно, чтобы не попробовать ими насытиться.
На вкус они оказались вполне ничего, но только-только Азрик взялся набивать ими рот, как мир раскололся. Его бросило на спину, в глазах потемнело, а когда он смог наконец-то вздохнуть — небеса пошли складками, словно кто-то пытался сдернуть их с земли, как шатер с каркаса.
Звук шел сверху и сбоку, там что-то рвалось и трещало, кто-то хотел оторвать от этого мира кусок побольше.
Азрик с трудом повернулся и сел. На другом конце долины высилась приметная рогатая скала. Звук шел от нее, от ее подножия, скрытого холмом. С холма уже летели испуганные козы. Мальчику очень хотелось убежать вместе с ними, но ноги были как вода, они больше не принадлежали ему. С ужасом, трясясь всем телом, он пошел туда, на холм, к скале. К месту, где рождался этот страшный звук.
* * *
Звук услышал и Аполлинор. Еще бы не услышать, когда носилки чуть не слетели со склона холма. Будь прокляты эти рабы! Он давно должен быть на месте, но из-за них, именно из-за них, немного опаздывает! Указания были недвусмысленны, нужно было сойти с дороги еще вчера, одному, дойти до долины Санфа и ожидать там. Но как это — одному! Это не лезет ни в какие ворота, чтобы он, жрец храма Аполлона Солнцеликого путешествовал по этим проклятым холмам в одиночку! Так что совет отправиться попозже, но дойти с носилками и охраной до самой долины, оказался весьма кстати. Но почему, почему он не подумал, что мудрость богов непостижима, и нужно исполнять их повеления точно? Но сейчас-то уже поздно что-то менять, и не отсылать же пустые носилки! Конечно, Аполлон поймет.
Он уставился на наспех нарисованную карту. Вот тут он сошел с дороги, здесь они прошли меж двух каменистых холмов, эти бездельники чуть не опрокинули его. Пустой колодец, обложенный камнем, потом вверх… да где же эта проклятая долина! Должен быть узкий вход, тропа, холм посередине и рогатая скала… Аполлинор вскинул голову —
