Вот теперь — строго за руку, потому как я не уверена, что смогу увидеть всякие страшности и опасности.
Что-то улыбка у Владимира Олегыча подозрительно самодовольная. Надо что-то спросить, чтоб он рассказывал, а я утрясла хаос в голове, хоть немного.
— А ты давно учишься?
Мы шли по улице не торопясь, и солнце поливало нас сквозь молодую листву. Вовка явно пытался меня очаровать. Я почти не слышала, что он говорит, и хаос в мыслях превращался в форменный сумбур. Максимум, на что меня хватало — улыбаться и худо-бедно выдавать какие-то междометия. Он вёл меня какими-то дворами и улицами, уверяя, что так короче. Наверное. Совсем эту часть города не знаю. На плотине меня снова накрыло, картинка засветилась, и солнца в ней стало гораздо больше чем красок…
Я выдернула себя из сна. Спальня! Моя! Родной две тыщи двадцать первый.
Сон! Это был сон!
Я лежала, раскинув руки, на нашей с Вовкой постели и от чего-то не могла пошевелиться, а наша собачка (мелкой дворянской породы), поскуливая, бегала вдоль края кровати на задних лапках, перебирая передними, как пианистка. Муж уже на работу ушёл, вон, солнце как сквозь шторы светит.
Солнце…
Полдня я ходила, как обухом по голове ударенная. Пыталась сесть, дописать начатую главу. Слова не складывались. Пришёл со смены муж, поел и лёг на пару часов поспать — когда встаёшь в четыре утра, так или иначе, график сна у вас сдвигается.
Я приготовила ужин, пошарашилась из угла в угол, села за комп… открыла новости девяностых.
Мама дорогая… Чечня полыхает. Теракты. Инфляция прёт. Люди в растерянности от цен…
На видео попался Ельцин, в очередной раз кающийся за тоталитарное прошлое перед самодовольными пиндосами. Тварь продажная.
Закрыла.
Что-то меня так это всё придавило, прям бетонной плитой.
Проснулся муж, поинтересовался: что со мной такое, отчего «выраженье на лице»? Рассказала ему всё. Объяснил мне, между прочим, почему они в училище бегали в респираторах. Снимать-одевать быстрее, чем противогазы, не так муторно, а для лёгких тренировка практически та же. Надо же.
На моменте, когда его отправили меня сопровождать, рожа у него сделалась довольная, прям как во сне:
— Ну, естественно, он должен был послать сержанта. Ух, я бы!..
— Что бы?
— А что ты думаешь, курсант Воронов упустил бы такую возможность? Я бы по-лю-бому попытался тебя очаровать. Такая девочка! Глаза большие, чёрные. Фигура такая, ух! — Вовка сделал глаза, — Сиськи-и-и!
— Ну, положим, сиськи были поменьше.
— Но тройка-то была?
— Да! — я чуть не оскорбилась, — Тройка у меня ещё со школы была.
— Ну вот, при твоём росте… Да-а, я бы очень постарался тебе понравиться.
Я усмехнулась про себя: да он, наверное, любую девушку попытался бы очаровать. Это ж курсант! Первый курс, женщин почти не видят, там, поди, такой спермотоксикоз, кхм…
Вот так мы поговорили, поржали, а потом легли спать — и я снова вынырнула в солнце, заливающее дорогу над плотиной тысяча девятьсот девяносто пятого. Год осознался чётко, как вводная.
Вовка, молодой курсант ИВВАИУ, держал меня за руку и заглядывал в лицо:
— Что, опять кружится?
Я прикрыла глаза и постояла, держась за него обеими руками.
Это что выходит — я сюда регулярно теперь буду проваливаться? Или как??? И если да… Так, Оля, взяла себя в руки! Иначе твой мужик решит, что ты припадочная, и, чего доброго, испугается. Даже сиськи не помогут.
Я глубоко вздохнула и медленно, медленно выдохнула. Открыла глаза.
— Я сегодня перегрелась, что ли. Надо кепку носить или как, я прям не знаю. Пошли, к воде спустимся, я хоть голову помочу?
— Пошли, — Вовка согласился легко.
Тот край иркутской плотины, что выходит на водохранилище — это бетонный откос, гладкий, не сказать чтоб слишком крутой. Высота его бывает разная, как вода стоит. В среднем метров, наверное, восемь.
— Только я сандалии сниму, подожди.
Боялась я ногу подвернуть в обуви. Потом что — ему меня на руках переть? А тут ни мусора, ни стёкол. И женщина босиком, опять же, выглядит… трогательнее, что ли? Беззащитнее. Ну, мне так кажется.
К — коварство, ха.
Мы спустились к воде, и он поддерживал меня за руку, пока второй рукой я бродилась в леденющей ангарской воде, маленько умылась и помочила маковку. Реально стало легче, между прочим.
Дальше я уже могла поддерживать вполне связную беседу, хоть временами и накатывал лютый мандраж: а вдруг это насовсем? Вдруг тот, первый раз, был пробным, а вот теперь-то я как провалюсь-провалюсь, «с ручками», что называется? Однако, общаться с молодым мужем было интересно, и это перевешивало панику. Блин, как бы не проколоться и не назвать его нечаянно-привычно «дорогой супруг» или «милый», попробуй-ка спиши потом всё это на шок.
Мы почти прошли плотину, когда я увидела приближающуюся к пляжу Якоби моторку. И что-то так похоже показалось…
— Вова, пойдём спустимся, а? — не хотелось загадывать, а вдруг я ошибаюсь, — Буквально на пять минут.
— Да без проблем.
Никакими асфальтовыми дорожками будущего парка пока и не пахло, а тем более — скамейками и детскими площадками. Пляж Якоби был совершенно диким местом, разве что отдельные лоточники тут бродили. Зато моторки подходили совершенно свободно — да и кто бы им запретил?
Точно, папа!
Здесь надо пояснить, что отец мой вместе со второй женой, их общими детьми и кучей таких же любителей дикого отдыха каждое лето выезжают на облюбованный ими залив Иркутского нашего водохранилища. Не так, чтоб очень отдалённый, но добраться туда чуть не до две тысячи пятнадцатого года можно было только по воде. Тупо в силу отсутствия дорог.
Так вот — едут на моторках, ставят капитальный лагерь, каркасную кухню под армированной плёнкой, туалеты — и живут. Кто может — постоянно, кого работа не отпускает — наездами. Рыбалка, долгие посиделки у костра, песни (благо, в компании множество музыкантов) и неимоверное количество самогона. Время от времени они привозили-отвозили кого-нибудь по делам. И, надо же, мне повезло!
Я подумала, что тащить за собой как бы случайного сопровождающего и знакомить его сразу с отцом будет неправильно.
— Вова, ты подожди меня, я к лодке подойду?
— Хорошо.
Я заторопилась к берегу.
— Па-ап! — надо крикнуть, для профилактики. Он меня сам об этом просил, я как-то раз чуть на него не прыгнула на улице. Тоже, случай был: иду, а он стоит,
